Любава Вокс - Мамочка

В общем, быстро я в этом новом мире освоилась. Правда, душа моя совершенно зачерствела. Я жила и будто ничего не чувствовала. Даже новообретенный муж – брутальный красавец-волк – не вызывал у меня особых эмоций. Я его не любила. Пока не смогла полюбить. В наших отношениях была фальшь, которая исходила прежде всего от меня. Я чувствовала себя не на своем месте и не в своей тарелке.

Пока не забеременела.

Это случилось в конце весны, и я не сразу поняла, что ношу под сердцем ребенка. Когда осознала – все мои мысли сосредоточились на нем. В моей жизни появился смысл – я ведь всегда этого хотела. Малыша…

…. и вот теперь, спустя три сезона – лето, осень и зиму – я лежу на белой, окровавленной простыне, счастливая и усталая, а в соседней комнатке плачет мой сын. Его обмеряют, моют и взвешивают расторопные повитухи. Мне немного неуютно от того, что рожать пришлось дома, прямо в собственных покоях, но у оборотней своеобразные нравы.

Хорошо, что мой муж богат. Иначе, мне пришлось бы рожать одной, без армии повитух и профессионального врача. Тут и такое бывает! Оборотни – недоверчивый народ.

И не зря.

Не успела я прикрыть глаза, чтобы хоть немного отдохнуть после родов – впереди меня ждало первое кормление – где-то внизу, на цокольном этаже, раздался мощный взрыв.

***

Первую ночь своей жизни младенец проспал, как ангел. Он еще не распробовал вкус жизни – в частности, вкус моего молока, которое, кстати, было еще не вполне молоком, а молозивом – поэтому чудный новый мир заботил его мало.

Зато я глаз не сомкнула.

Шок, испытанный при первых в жизни родах, не позволял расслабиться. Ох, не так я это себе представляла. Конечно, откуда мне знать? В фильмах-книгах такое правдиво не описывают – мне лично не попадалось. Счастливые роженицы со здоровым румянцем стирают пару капелек пота со лба, лежа на свежих простынях. На следующий день уже при полном марафете катают коляску с милым малышом и заигрывают с мужем. В моем случае, наверное, что-то пошло не так – я с трудом понимала, смогу ли вообще дальше функционировать как целостный организм. Интересно, это только у оборотней так? А у людей как роды проходят? Легче? Вряд ли…

У людей…

Вот я, кажется, и человеком себя считать перестала. А раньше нет-нет да думала-вспоминала прошлую жизнь. Не скажу, что тосковала по ней – не по чему особо было – просто осталось что-то вроде ностальгии… Единственное, по чему я действительно скучала, было имя. Мое собственное имя. Раньше ведь я звалась Галиной, а теперь стала Ангелиной. Хорошо, что хоть созвучно…

Я закрыла глаза и в очередной раз попыталась заснуть. На один бок легла, на другой. Не получалось никак. Заглянула в кроватку-качалку, стоящую рядом, чтобы в очередной раз полюбоваться милым личиком малыша, которому мы с мужем так еще и не выбрали имя. Он тихонечко сопел, и губки его иногда начинали дергаться. Прелесть! А ведь боялась, что он будет сморщенный и страшненький – именно такими виделись мне до родов новорожденные младенчики на фотках в интернете. Хотя, сейчас они бы мне все, наверное, красивыми показались. Я ведь теперь мать, а у матерей свой взгляд на привычные вещи. Вот восстановляюсь немного, и обязательно переложу кроху к себе под бочок. Пока доктор не велел так делать – сказал, что можно вырубиться от бессилия и… Про «и» даже думать не хотелось!

Значит надо поскорее заснуть. Хоть немного силы восстановить. И не думать. Просто ни о чем не думать. Расслабиться. Малышу ведь нужна полная сил мама! Вот только как тут расслабишься? Ведь кроме всего прочего меня волновал тот звук, что я приняла за взрыв. Андрей, навестивший меня перед сном, сказал, что это газовая колонка на кухне рванула. Ничего страшного. Хотя сам выглядел напряженным. Но, может, я просто перенервничала и теперь придираюсь?

Эх, вспомнилось время, когда я только попала в Подлунный мир. Андрей тогда был другим. Пусть я мало его знаю – побыть наедине нам удавалось не часто, – мне трудно забыть того оптимистичного оборотня, что водил меня в Зеленый Сквер на Пятой улице. Там мы вдвоем сидели в маленьком «гавайском» баре и любовались отражением луны в городском фонтане. Именно тогда я научилась любить Луну, а заодно и приняла свою новую волчью сущность.

Как сейчас помню белую рубашку мужа – две пуговки сверху расстегнуты. В лучах луны она кажется серебристой. Под соломенной крышей бара переливаются гирлянды голубых и фиолетовых огоньков, и жонглирует бутылками веселый бармен-мулат, с кожей цвета молочного какао. Андрей привстает из плетеного ротангового кресла, наклоняется через столик и протягивает мне что-то. Я тянусь в ответ, отставляю в сторону пузатый бокал – в нем плещется какой-то коктейль с блю-курасао – и на мою раскрытую ладонь ложится нечто. Какая-то маленькая, яркая голубая звездочка. Андрей хитро улыбается и говорит, что это кулон с очень дорогим и редким камнем. Этот кулон – бесценный африканский брильянт. «Ангелина, роди мне ребенка» – говорит муж, а я лишь глупо улыбаюсь в ответ.