Олеся Феоктистова - Цвет моей магии

Развернувшись на каблуках, я со всех ног побежала по улице. Пусть мужчины не берут меня с собой. Я сама оббегу весь берег Таны, а если не найду Брина, поеду в столицу и там пройду все подряд улицы, и…

Задохнувшись, упала в траву. Все невысказанные страхи и тревоги пролились бурным потоком слез, разразились судорожными всхлипами.

Как ни странно, стало легче. Как долго я проплакала? Глубоко вздохнув, вытерла глаза рукавом. Платье мое было насквозь мокрым – от слез ли, или от росы, сияющими каплями лежащей на траве? Голосили утренние птицы. Совсем недалеко шумела Тана. Я пошла на ее шелестящий зов. Переливаясь и извиваясь, речные воды бежали по извилистому руслу, а я шла следом, словно зачарованная. Тана, хоть и выглядела небольшой рекой, была крайне коварна. Ее вода была ледяной и скрывала под собой темные глубины, в которых, если верить местным легендам, жили рыбы с человека величиной. Берега реки были круты, и лишь в редких местах был доступен спуск к воде.

«Умыться бы, – подумала я, неотрывно глядя на непрерывно движущийся поток. – Окунуть лицо в холодную воду, чтобы в голове прояснилось».

– Сюда!

Вздрогнув, я словно очнулась от сна наяву. Мужской голос раздавался недалеко впереди: – Все сюда!

Не понадобилась ледяная речная вода, чтобы мысли в голове приобрели ясность и остроту. Ноги сами сорвались в бег, и я помчалась, скользя на мокрой траве, спотыкаясь о земляные кочки. Тана изгибалась, а я бежала вдоль берега. Впереди виднелись густые заросли ив.

– Здесь! Сюда!

Голоса мужчин эхом разносились над рекой. Обогнув ивняк, я увидела едва заметную тропку – спуск к воде. Не думая о том, что подол платья неприлично задрался, а руки режет острая трава, я скатилась вниз и понеслась туда, откуда доносился зов. Влажная глина с чавканьем засасывала башмаки, остужала ноги. Холод поднимался все выше, прямо в сердце, мешая дышать. Нет, не холод это был. Ужас. Я была напуганным существом, бегущим, задыхающимся, плачущим.

Группа мужчин впереди. Стоят. Смотрят на что-то, лежащее на земле. Страх придал сил. В одно мгновение я оказалась там, оттолкнула стоящего рядом человека. И рухнула на колени, прямо в склизкую глину, в ледяную воду, к неподвижно лежащему Брину.

Никто не рассказывал мне потом, как я мертвой хваткой вцепилась в мокрую одежду Брина, да так, что сильные мужчины не могли разжать мои пальцы. Никто не говорил, что я не проронила ни звука, лишь стиснула зубы до скрипа. И никому я не рассказала, как остекленевшие невидящие глаза возлюбленного смотрели в небо, а не на меня, как золотистые волосы его покрыла речная тина, кожа была ледяной, как воды Таны. Напрасно я прижималась к неподвижной груди, надеясь услышать дыхание. Холод, до этого тонкими ручьями заползавший в меня, обрушился беспощадной и неудержимой лавиной. Мир померк.

Каждое утро повторялось одно и то же. Громкий лай уличной шавки вырывал меня из сна. Солнечные лучи едва заглядывали в комнату в летнее время, сейчас же, на исходе зимы, серая хмарь, проникавшая в окна, считалась утренним светом. Я выработала прекрасную привычку отгонять любые мысли, приходящие при пробуждении, и сразу начинать заниматься делами – только так был шанс смириться с новым днем.

– Да заткнись уже! – звук удара о землю. Шавка, как обычно, получила на завтрак кость. Зачем ее хозяин держит, не пойму. Пользы от этой собаки никакой, весь день гоняет кошек и соседских детей. Впрочем, иногда и дети гоняли дворнягу, зачастую с палками в руках. А кошки… Они не ввязывались в эту войну, предпочитая шипеть, сидя на заборе.

Быстрое умывание холодной водой взбодрило, но не принесло удовольствия. Моя квартирка на втором этаже старого дома не являлась образцом тепла и уюта, и поэтому каждое утро, встреченное в ее стенах, представляло своего рода испытание – силы воли, терпения и чего там еще принято испытывать? Хлеб, купленный вчера в пекарне со странным названием «Сладкая пухля», оказался довольно неплох. По крайней мере не заплесневел и не зачерствел за ночь. Чего не скажешь о сыре. Он был еще пригоден для употребления в пищу, но затвердел и противно скрипел в зубах. Откусив большие куски сыра и хлеба, я поставила чайник на огонь. Травяной сбор, присланный матушкой в качестве гостинца, уже почти заканчивался. Я нахмурилась. Нет, не стану писать матери с просьбой о добавке. Загляну вечером на рынок да отыщу недорогое сено, гордо именуемое чаем.