Олеся Стаховская - Афанасьева, стой!

– Семёнов, ты зачем в машину лезешь? – хмуро поинтересовалась я у айтишника, который пристраивался рядом со мной на заднем сиденье автомобиля. – До дома я самостоятельно могу добраться.

– Ага, – согласился айтишник и захлопнул дверцу. Такси плавно двинулось. – Может, ты хочешь мне что-то сказать?

Вообще-то он был прав. Сказать следовало многое. Семёнов повёл себя сегодня как истинный джентльмен, это неоспоримый факт. Но слова благодарности застряли в горле и царапали его, не желая выбираться наружу. Я кашлянула и опустила голову.

– Ну же, Афанасьева, давай, – не унимался Семёнов.

– Ссссспасибо, – просипела я.

– Вот видишь, совсем не сложно. Пожалуйста. А поцелуй будет?

Семёнов сделал попытку придвинуться ко мне. Я начала лихорадочно дёргать ручку, готовясь выпрыгнуть из машины на полном ходу.

– Видимо, нет, – хмыкнул айтишник и оставил попытки сократить расстояние между нами.

Семёнов, как настоящий рыцарь, сопроводил меня до квартиры. Я захлопнула перед его носом дверь и вздохнула с облегчением.

Оставшись одна в пустой квартире, вернулась к своему любимому занятию – псевдопсихоанализу. Тщательному разбору подверглось всё, что происходило со мной за последнее время. Стремительный роман с Принцем и его отвратительный, тошнотворный финал с последующим игнорированием моей персоны. Мальчик добился поставленной цели и охладел, не желая погружаться в выяснение отношений. А зачем? Вполне предсказуемо. Что я, собственно, для него значу? Ничего. Поведение Семёнова, его бесконечные попытки вывести меня из себя, моё глупое увлечение им, когда я бросала в его сторону робкие взгляды и тихо млела от каждой улыбки. А потом поняла: ещё как минимум десятка два девчонок в его присутствии точно так же трепещут ресницами и с надеждой ожидают приглашения в кафе или кино. А он всё видит, всё понимает, и, безусловно, ловит кайф от всеобщего восхищения, раздавая авансы направо и налево. Разве он не урод после этого? Сколько бессонных ночей потрачено на него. А главное, для чего? К чему всё это привело? К простому приятельству. К пустым разговорам ни о чём. К выслушиванию пошлейших рассказов о его победах. Я, женщина, – друг. Унизительно. Мучительно. Бесперспективно.

Здравая мысль о том, что уж айтишник-то в моих бедах не виноват, более того, возился сегодня со мной, была отметена с ходу. Герр Фрейд, поселившийся в голове, оспорил это утверждение и привел контраргументы. Семёнов действовал так исключительно к своей выгоде. После его куртуазного поступка местные дамы ещё сильнее проникнутся к нему симпатией. Хотя куда уж сильнее. Плевать ему на меня. Как, впрочем, и всем остальным. Даже Принц не соизволил выяснить причину моего охлаждения. Да и к чему? В нашей конторе полно красивых девушек, которые безо всяких психологических заморочек бросятся в приветливо распахнутые объятья. Семёнова ли, Павла ли. Им, наверное, всё равно. Как и парням, собственно. И никому не нужна твоя прекрасная душа, Афанасьева. «Это мир заменяемых; что может быть смешнее твоего протеста. Поучись относиться к себе как низшему из существ» [1] Вера Полозкова. «Это мир заменяемых». .

В итоге додумалась до того, что такое ничтожество, как я, не имеет права на дальнейшее существование. От суицида останавливала единственная здравая мысль: хозяйка квартиры, которую я арендовала, не заслужила подобного счастья.

Но мысль о самоубийстве, тем не менее, казалась невероятно притягательной. Я с упоением смаковала ее. Жаль, не успела обзавестись каким-нибудь милым домашним питомцем, который мог бы обглодать мои бренные останки. Я представила себе лицо Семёнова, обнаружившего эту макабрическую картину. Но что айтишнику делать в моей квартире? Скорее уж, хозяйка, не дождавшись ежемесячного платежа, примчится на разборки. Но хотелось, чтобы первой меня всё-таки обнаружил Семёнов. Как наяву представляла, что он приходит в ужас от факта моей преждевременной кончины во цвете лет и впадает в отчаяние. А затем отправляется в монастырь – до конца жизни замаливать свои грехи передо мной. Надо только грамотно предсмертную записку сочинить, чтобы не возникало сомнений, кто довел меня до черты. Потом я представила лицо мамы, получившей известие о скоропостижной смерти дочери, и как-то сразу погрустнела. Нет, самоубийство стоит отложить.

Подобная белиберда крутилась в голове, как попавшая в чарт убогая мелодия, весь оставшийся день и бессонную ночь. Утро пятницы я встретила психически больным человеком. У меня наблюдался практически полный набор симптомов: бредовые идеи, спутанность сознания. Не хватало только тихих вкрадчивых голосов, чтобы диагноз можно было считать подтвержденным.