Виктор Матвеев - Банано-фикус

1.

Семён брёл по улицам родного города в глубоком раздумье, его терзала одна важная мысль, а именно: «Покупать водку или на этот раз обойтись вином и пивом?». С одной стороны, повод выпить водки у Семёна был, как – никак, а его уволили с работы, на которой он проработал всю свою сознательную жизнь. С другой стороны, каждый раз, когда Семён покупал этот напиток, это всегда оканчивалось либо плохо, либо очень плохо. В последний раз употребление «сыворотки правды» привело его к разрыву с предыдущей гражданской женой.

Свернув за угол, Семён оказался у дверей одного из магазинов всем известной торговой марки, которой, по слухам, владел человек, призывавший с экранов телевизоров детей божьих быть рабами божьими. Оказавшись внутри храма бога Бахуса, Семён привычным движением руки взял корзинку и пошёл вдоль рядов, всё более и более попадая под чары звучавшей повсюду прекрасной музыки, сопровождаемой приятным монотонным женским голосом, рекламирующим различные алкогольные напитки, начиная с истории их возникновения и заканчивая традициями употребления. Очарование звуков дополнялось охлаждённым воздухом из кондиционеров, столь приятным после распаленного городского асфальта, что весь мир вокруг вдруг стал казаться радостным, то есть таким, в котором ничему печальному просто нет места.

Пройдя вдоль рядов и взяв несколько бутылок пива и бутылку сухого красного вина, Семён подошёл, наконец, к полкам, где были выставлены всевозможные сорта водки. «А пропади оно всё пропадом» – подумал Семён и протянул руку к не самому дешёвому из напитков. На кассе Семёну предложили взять ещё маринованные огурчики и нарезку из колбасы на закуску. «А, гулять, так гулять, давайте всё и ещё жвачку» – лихо рубанул воздух наш герой, попавший под обаяние миловидной кассирши, и лицо его расплылось в искренней, почти детской, улыбке.

2.

Придя домой, Семён первым делом засунул водку в морозилку, потом разделся, помыл руки и стал готовить закуску. Маринованные огурчики достал из банки и положил в небольшую, но глубокую чашку. Колбасную нарезку освободил от упаковки и разложил на одной половине большой плоской тарелки, потом достал из холодильника сыр, нарезал его не слишком тонкими пластинками и положил на другую половинку тарелки с колбасой. В корзинку для хлеба порезал батон, в небольшой салатник выложил вытащенную всё из того же холодильника корейскую закуску – маринованную со специями и грибами морковь. По – хозяйски оглядев стол, Семён хмыкнул, достал из настенного шкафчика хранившуюся там рюмку, сполоснул её и поставил рядом с закуской. «Вот теперь полнейший шикардос!» – с этими словами Семён достал из морозилки бутылку с водкой, открыл её и налил рюмку до краёв. Сел, осторожно взял рюмку и, слегка чокнувшись ею с бутылкой водки, осторожно поднёс ко рту и выпил. Водка сначала обожгла рот и горло, а затем стала приятно разливаться теплом по всему телу. Семён закусил корейской закуской, сделал себе бутерброд с колбасой и стал жевать его, углубившись в воспоминания.

3.

Уволиться из школы, где Семён преподавал Основы Безопасности Жизнедеятельности, ему пришлось после того, как он отказался делать укольчик, который якобы должен был спасти его от новомодной болезни, внезапно распространившейся по всему миру. И хоть терять работу ему не хотелось, он отказался от навязываемой ему процедуры, уж больно всё как – то было притянуто за уши, Семён нутром чувствовал какой – то подвох. И скорость, с которой «эпидемия» вдруг распространилась по всему миру и навязчивая реклама «укольчиков» и даже блокировка блогеров в сети интернет за одно только упоминание названия новомодной хвори, так что они были вынуждены называть её кто «банано – фикус», кто «барано – бигус» – всё вызывало подозрения.

Семён выпил вторую рюмку и стал думать про свою жизнь. К своим сорока с большим хвостом годам, он так и не женился и не завёл детей, живя с гражданскими жёнами, то с одной, то с другой. Возможно, такой «цыганский» образ жизни достался Семёну от его родителей – бывших строителей Байкало – амурской магистрали, полжизни проживших в строительных вагончиках и временном жилье и потерявших все свои накопления в начале девяностых. В школе Семёна ценили и уважали, так как, когда не пил, он был добр и приветлив в общении с коллегами и начальством, а что ещё нужно, чтобы быть на хорошем счету? Вдвойне печальнее было терять работу, на которой всегда можно было найти бабёшку с жилплощадью, ведь времена, когда за «неправильную» личную жизнь могли пропесочить на общем собрании, давно прошли. Но Семён не мог поступиться своими принципами. А главный принцип Семёна был прост – не надо работать на тех, кто тебя не ценит и не уважает и тем более на тех, кто указывает тебе на дверь. То же самое касалось и личной жизни Семёна. Если он чувствовал, что женщина, с которой он живёт, больше его не уважает, он уходил от неё. Не везло Семёну с женщинами, не могли они понять его широкой души, всё норовя сделать своей собственностью.