Виктория Бородина - Мыслин. Королевство кота Яцыка

***

На огромной скорости бабочка, крылышки которой были сделаны из лёгкой шифоновой ткани, а туловище представлено длинной иглой, врезалась в лоб будущего носителя Мыслина. Стоявший во дворе многоэтажного дома молодой программист, которому Мирослава поручила задание по внедрению электрода, держал в руке дистанционный пульт и наблюдал за тем, как толстый художник на балконе со злостью смахивает со лба наглую красавицу. Наверняка творец ощутил укол иглы, поэтому так разозлился. Оставшись без металлического туловища, искусственная бабочка рухнула куда-то вниз, под балкон. В ближайшем рассмотрении можно было заметить, что от неё остались одни лишь крылья. Игла, игравшая роль туловища, уже была в голове художника-обжоры. Программист Эдуард Горяев успешно справился с первой частью поставленной задачи. Ему ещё предстояло отправить Мыслин в головы алкоголику и наркоману, которых Мирослава нашла специально для проведения первичных испытаний устройства.

А в лаборатории нейрохирург уже изучал данные из мозга ненасытного художника.

– Так, так, так – бурчал Гордей Титов себе под нос. – Мыслерадар показывает, что электрод закрепился в гипоталамусе.

На компьютерном экране виднелись два мозговых полушария. Они были совсем не такими, какими нейрохирург привык их видеть во время операций. Мозг отображался на приборе в разрезе, благодаря чему можно было увидеть глубочайшие слои и основные рабочие отделы. Между центрами памяти, мышления, воображения и речи тянулись редкие и короткие нейронные цепочки. Каждая из них содержала всего несколько звеньев. Среди всех мозговых структур самым огромным был центр удовольствий. От мыслительного центра к нему исходила всего одна нейронная цепочка, состоящая из трёх звеньев.

Нейрохирург подозвал к компьютеру создательницу лаборатории.

– Мира, смотри.

– Что там? – Рыжеволосая женщина встала из-за письменного стола, где изучала очередную жизненную историю одного из клиентов своего кабинета. Ради достижения мечты ей приходилось работать на два фронта, совмещая деятельность в лаборатории с психологическими консультациями.

– Вот. – Гордей Титов повернул к ней голову, не вставая с офисного кресла, и показал пальцем на экран. – Видишь? Центр удовольствий огромный, а все нейронные цепи – короткие и редкие.

– Почему так? – спросила у него Мирослава.

– Наверное, потому, что этот человек практически не думает. В нейронной цепи просто неоткуда взяться новым звеньям. Жизнь этого художника течёт по стандартной, заранее определённой схеме, где нет места новым мыслям.

Мирослава задумалась.

– Мы можем это исправить?

– Да, – ответил нейрохирург. – У нас же есть Мыслин. Вот он, кстати, в гипоталамусе. – Он вновь ткнул пальцем в экран. В одном из отделов мозга художника Мирослава увидела большой клубок нейронов, который густо оплетал металлическую иглу вместе с электродом.

– Похоже, наш Мыслин успешно прижился в мозге этого творца. Отторжения не будет.

Мирослава вновь направилась к столу, стоявшему посередине комнаты, порылась в стопке бумаг и достала из её толщи какой-то напечатанный бланк. Вернувшись к компьютеру нейрохирурга, она протянула коллеге лист, на котором было написано «План изменения мыслей».

– Я составила его ещё на этапе поиска испытуемых – начала пояснять женщина. – Уже тогда я понимала, что первыми носителями устройства будут зависимые люди. За годы психологической практики я на них насмотрелась вдоволь. И всегда хотелось узнать, почему вдруг в их головах зарождаются мысли отрешиться от мира с помощью психоактивных веществ, вкусной еды или алкоголя.

Гордей прочитал вслух выдержки из плана:

– человек с расстройством пищевого поведения – отправить мысль «глюкозы в крови много», алкоголик – мысль «пойдём со мной», наркоман – мысль «конопля в кадиле».

– Поясни, что всё это значит – попросил нейрохирург Мирославу.

– Смотри, – с энтузиазмом заговорила она. – Обжора ведь не задумывается над тем, что происходит в организме, когда он ест много разной и не всегда полезной еды за один присест? Сам ведь видишь – Мирослава кивнула на компьютерный монитор, где по-прежнему красовался мозг художника. – мыслительный центр у него практически не работает. Иначе от него в разные отделы мозга отходила бы целая паутина нейронных цепочек. А так – всего лишь одна, две, три – в каждый отдел. Но самое опасное – это центр удовольствий. Он ведь не должен быть таким огромным, правильно? А у нашего художника он именно такой. Это означает только одно. Носитель Мыслина занимается прокачкой только центра удовольствий, а на остальные отделы мозга ему, по большому счёту, плевать.