Мария Вой - Сиротки

Первое, что они со Златопытом сделали, прибыв в город, – допросили трактирщика, чудом спасшегося от народного гнева. Спрашивали о девчонке, о ее прошлом и о том, что случилось прежде, чем она разнесла в одиночку полгорода. О том, не видел ли он на ней каких-то новых вещей после визита Свортека – ну там, какой-нибудь милой безделушки… Трактирщик, едва живой от страха, выложил им все как на духу, но ничего особо полезного они из этого не извлекли.

Однако сейчас Рейнару нужно было другое, совершенно не связанное с миссией. Он навалился на стойку – трактирщик испуганно отпрянул, но в считаные мгновения поборол себя, морщась от боли. Да, отделали его здорово, просто удивительно, как засранец умудрился выжить…

– Эй, – прошептал Рейнар, – как там тебя, Дивочак, да? Мне нужно кое-что раздобыть, может, ты знаешь где.

– Я весь внимание, мой герцог, – пролепетал Дивочак разбитыми губами.

– Где я могу найти мадемму?

– Найти что? – неподдельно удивился тот.

– Мадемма. Кристалл блаженства… – Трактирщик неуверенно покачал головой. – Да ладно тебе, не делай вид, что не понимаешь.

– У нас тут такого нет, мой герцог, клянусь, – выпучивая глаза для убедительности, зашептал Дивочак. – У нас тут за такое смертная казнь… Приказом короля… Разве что кто травку выращивает, ну вы знаете. Но кристаллы…

Рейнар застонал и уронил голову на стойку. Как же он не подумал?

– Но рулька сегодня вышла хороша! – выпалил Дивочак. – Попробуйте, пан герцог; я распорядился для вас и генерала. В этот раз уж точно вышло лучше, чем в тот, что со Свортеком! Хотя и непросто было, никто не хотел продавать свинину. Сволочи…

Его глаза заблестели при воспоминании о недавних событиях, да и сам он, кажется, напугал себя тем, что откровенничал перед герцогом. Но тот поднял голову и с любопытством спросил:

– А что со Свортеком? Ему не понравилась еда?

Странно, за все те часы, что они со Златопытом опрашивали Дивочака, ни разу не додумались спросить, как вел себя в тот вечер Свортек. Про кольцо спрашивали, про девчонку спрашивали, но вот о нем самом…

– Сказал, представляете, – захихикал Дивочак и резко оборвал себя на полуслове. Рейнар подбадривающе кивнул. – Сказал, что превратит меня в псину, потому что еда ему не понравилась. Сказал…

Трактирщик нахмурился, словно внезапная – и странная – мысль пришла ему в голову.

– Это его слова, а не твои, – нетерпеливо сказал Рейнар. – Ну?

– Сказал, что моя еда не годится для последнего ужина, – потрясенно продолжил Дивочак. – Как будто знал, что умрет.

Рейнар нахмурился:

– Больше он ничего такого не говорил? «Последнее пиво»? «Последняя шлюха»?

– Нет. Простите, пан герцог, что не сказал сразу, – снова начал плакаться Дивочак. – У меня совершенно вылетело… Свортек тогда смеялся, сказал, что плохо шутит. Я не придал значения… О, боги…

– Забудь. – Рейнар убрал локти со стойки и повернулся к выходу. – Он действительно шутил дерьмово. И время от времени нес бред, которого никто из нас не понимал.

Герцог вышел во двор. Солнце скрылось за облаками; без него город посерел, как ему и полагалось, и замер в ожидании какой угодно развязки.

Собаку с дерева сняли. От нее остались только дыра от гвоздя в коре, как рана, да лужица крови в корнях.

Шарка сидела на крыльце приюта с бутылкой в руке, без всякой мысли улыбаясь луне. Ночь была ясная, теплая, дружелюбная; даже шорохи и скрипы леса уже не пугали девушку. В конце концов, ее тени, верная стая, тоже были здесь, рассеянные во мраке.

Луна, звезды и глаза демонов двоились. Тело было таким тяжелым, что уже долгое время Шарка заставляла себя встать, но с каждым глотком становилась все тяжелее, заваливалась на крыльцо. «Ну и что, – думала она. – Дэйн все равно спит, Хоболь охотится, кому какое дело?»

Здесь не было никого. Ни Дивочака, от которого она убежала; ни трупа Душана в стогу сена; ни Дэйна, на которого замахивались обитым железом сапогом; ни Пригожи с кровавой кашей вместо лица; ни стражей и зевак на площади… Ни матери…

Все это исчезало, едва в ее горле разливалась обжигающая волна. Водка закончилась, и Хоболь продал ей какую-то лесную настойку на травах. От нее крутило желудок, но со своей задачей пойло справлялось не хуже. Забыть, запить и наедине с луной, бесконечно порывающейся убежать за кроны, просто порадоваться способности дышать. Шарка откинулась на спину, снова проваливаясь в крыльцо, и закрыла глаза. Счастье беспамятства…