Дари Райт - Макария

Мы усомнились в их словах в тот же момент, когда поняли, что окно нельзя открыть снаружи, и сразу начали обыскивать весь дом. В итоге тело девочки нашли в тот же день. Она была закопана под полом подвала. Было заметно, что доски не так давно вырывали, а потом прибивали обратно. Это сразу бросилось мне в глаза.

Было страшно видеть это маленькое, скукоженное тельце мёртвого ребёнка. Рука и шея у неё были сломаны. А по всему телу были тёмно-синие синяки. Как выяснилось позже, девочка оказалась болезненным ребёнком и часто плакала. Это выводило из себя новоиспечённых родителей, и они часто срывались на ней. В конце концов, для того чтобы женщина взбесилась и свернула шею девочки, оказалось достаточно одного всхлипывания ребёнка.

Это я к тому, что эти люди, если их так можно назвать, очень достоверно играли роль убитых горем родителей. Может, и Акиф такой же? Но в это я не мог поверить. Свидетели говорят, что он хоть и очень мало бывал дома, но свою семью любил безумно. Он много работал то уборщиком, то грузчиком, то сторожем. Платили ему мало. А всё из-за того, что люди относились к такому, как он, предвзято. Поэтому его и не было постоянно дома. Он хватался за любую работу. Акиф делал всё, чтобы его сын не жил так же, как и он.

В деле же с трёхлетней девочкой всё было по-другому. Молодая пара привыкла жить только для себя. Они попросту оказались не готовы к такому резкому изменению в образе их спокойной жизни.

Если я не найду хоть какие-нибудь доказательства невиновности Акифа, то его посадят как минимум на десять лет.

Акиф рассказал, что пришёл домой поздно. Страшная картина открылась его глазам, когда он открыл дверь. Сын лежал на полу у входной двери. По всей видимости, ему не хватило совсем чуть-чуть для того, чтобы убежать от убийцы. Весь в крови, он лежал лицом вниз с протянутой правой рукой. Жену же он нашёл в ванной. Она сидела в углу. Голова её была опущена на грудь, а окровавленные руки безжизненно лежали на коленях. У них у обоих было перерезано горло.

После увиденного кошмара он впал в безумие. Акиф говорил, что не помнит, как оказался в другом конце города. Но очевидцы утверждают, что видели, как он бежал ночью по дороге. Он бежал так, будто убегал от своры бешеных собак. Утром одна молодая пара увидела рыдающего мужчину на улице. После расспросов они поняли, что случилось что-то ужасное. И что-то, что связано с убийством. Они отвели его к нам. Он долго приходил в себя. Акиф начал соображать только к вечеру. И то только после того, как приглашённый врач дал ему сильнодействующее успокоительное.

– Это я виноват. Всё из-за меня, – сказал он.

Это и стало основой его обвинения. Временами я жалел, что он побежал в сторону именно нашего участка. Если бы он рванул по другой дороге, то я бы не ломал сейчас себе голову над этим делом. Но с другой стороны, детективы другого участка не стали бы даже задумываться о его невиновности. Ведь легче всего посадить Акифа за убийство, чем расследовать это дело. С нами у него хотя бы был шанс.

Крупными хлопьями пошёл снег, когда я уже ехал по нужной мне улице. Он сверкал в лучах солнца и оседал на всё ещё зелёных газонах. На некоторых участках виднелись белые островки только что выпавшего снега.

Припарковавшись в конце перекрёстка и закрыв машину, я отправился к дому номер двадцать восемь. Это было старое длинное одноэтажное здание с несколькими подъездами. У входной двери висела выцветшая и облезлая от дождя и ветра табличка, указывавшая номер квартиры.

Я машинально обернулся. Наверное, для того чтобы убедиться, что моя машина не слишком привлекает внимание.

Звонок не сработал. Постучав в дверь, я застегнул молнию на куртке до подбородка. От холода у меня пошли мурашки по всему телу. Тишина.

Начиная нервничать из-за того, что зря тащился в такую даль, я ещё раз постучался, но гораздо сильнее, чем это требовалось. Через несколько минут я услышал еле слышный звук открывающейся двери. Похоже, внутри квартиры наконец-то кто-то решил выйти из своей комнаты.

Скрежет первого замка, второго и, в конце концов, после скрежета третьего замка входная дверь приоткрылась на пару сантиметров, позволяя увидеть прищуренный глаз, взирающий на меня с подозрением. Через секунду глаз расширился и просиял. Дверь распахнулась. Передо мной стояла маленькая сморщенная старушка, укутанная в объёмный махровый халат, надетый поверх свитера. На голове у неё красовались розовые очки. А на глазах, на моё удивление, были размазанные голубые тени.