Дари Райт - Макария

Этот знаток утверждал, что у меня развивается мания преследования. По его словам, наибольшим моим страхом является опасение поступить неправильно и принять неверное решение. Он меня убеждал, что такие люди, как я, склонны обвинять других в собственных несчастьях, тем самым снимая с себя вину. В общем, бред полный! Нет у меня никакой мании преследования! Это ублюдок не то чтобы следил за мной, он делал вид, что следит. Он специально делал это так, чтоб я его видел. Я догадывался, что Морис знает о моих подозрениях, поэтому делает вид, что преследует меня, и, таким образом, как бы запугивает меня и издевается надо мной. Морис хотел, чтобы я начал нервничать. Я никогда не делал вид, что не замечаю его, но и паниковать из-за таких проделок я не собирался.

Вся проблема в том, что этот Морис – местный священник. Он был настоятелем в церкви. Тогда мы посадили его двадцатилетнего сына, который во всём признался. Парень описал, как встретил знакомую своего отца и поругался с ней из-за какой-то мелочи. Он даже не помнил причину их спора, с которого всё началось. Он рассказал, как в пылу ссоры ударил её кулаком по голове, от чего она сразу упала. Он говорил, что дальше ничего не помнил. Но зато он объяснил, из-за чего мог так бурно отреагировать на ссору с женщиной. Сын Мориса был сильно пьян. А пьян он был из-за того, что его девушка изменила ему. Узнал он об этом за пару часов до убийства.

Я помню, как даже опытных полицейских в тот день стошнило, когда труп женщины переворачивали на спину. Внутренности с характерным звуком вывалились наружу, а её лицо было похоже на кровавое месиво. Нас поразили вся дикость и звериная жестокость, с которой было совершено это убийство. Смотря на этого парнишку, я никак не мог представить, что он был способен на такое страшное преступление.

И вроде бы всё сходилось – он признался. Да и следы крови этой женщины присутствовали на его одежде и обуви, но я до сих пор не понимал, в какой же ярости нужно было быть, чтобы так раскромсать её одежду и тело. Никто не мог поверить в это, но и доказать обратное никто не смог. На вид парень не был особо крепким, да и психически неуравновешенным его никак не назовёшь. Даже если учесть тот факт, что в момент, когда человек чувствует адреналин, силы его необычайным образом увеличиваются в разы, я всё равно сомневался, что он смог сделать это.

Мне не давал покоя отец парня. Уж очень наигранно было горе у него на лице. Я всё понял наверняка, когда увидел в окно своего кабинета его лицо после допроса. Оно выражало безразличие. Даже не безразличие, скорее, раздражение. Будто его разбудили в субботу в пять утра звонком в дверь, чтобы прорекламировать новый пылесос.

Но доказать я бы ничего не смог. Его жена утверждала, что в тот вечер у них ужинал брат Мориса. После того как его брат ушёл, они с мужем недолго смотрели телевизор, затем прочитали молитвы и легли спать. Также это подтвердил брат Мориса и его соседи, которые видели, как он вышел из их дома.

Отец парня был очень набожным священнослужителем, поэтому не захотел видеться и разговаривать с сыном. И только мать парня один раз навестила его. Она всё время плакала. Мне не понравилось, что в её взгляде было написано, будто она винит во всём себя. Я слышал, как она просила у него прощение.

На суде никто из его родных не присутствовал. Он смиренно выслушал приговор, ни разу не посмотрев на присутствующих в зале суда.

После этого всё и началось. Я стал замечать рядом с собой явные признаки присутствия Мориса. Я стал нервным и подозрительным. И как назло, мне никто не поверил. Мне пришлось идти к Мистеру Брайтону, а после делать вид, что я пью эти дурацкие таблетки.

Чувствуя себя не совсем полноценным, принимая таблетки, которые мне выписал психотерапевт, я решил забросить это дело сразу же, как только закончилась первая упаковка. Мари я ничего не сказал, так как был уверен, что со мной всё в полном порядке. Я был убеждён, что не сын Мориса убил ту женщину.

– У меня противозачаточные закончились. Я собиралась ехать утром. Мне нужно принять их в обед, – ответила Мари на мой вопрос, выводя меня из моей задумчивости.

Она не смотрела на меня. Мари спустила ноги с перекладины моего стула и развернулась к столу.

Я начал уже забывать, что она категорически не хочет больше детей. Несколько раз я пробовал разговаривать с ней об этом, но это заканчивалось скандалом. Мало того что я так и не находил объяснений её упрямству, так ещё и оставался виноватым. Мне хватило пару раз таких скандалов, и я больше не лез к ней по этому поводу. К тому же это было вовсе не принципиально для меня. Я был благодарен ей за то, что у меня уже есть любимая дочь.