Натали Гамус - Бора

Утро в стационаре начиналось с общей зарядки, она, будучи обязательной независимо от диагноза, ограничивалась элементарными упражнениями. Сразу после завтрака пациенты следовали на ежедневные групповые задания. Эти факультативы являлись частью реабилитационного процесса и оказывали людям пассивную помощь, а кроме того, определяли вид деятельности, которая наиболее соответствовала предпочтениям пациентов. По желанию всегда можно было сменить группу.

Перед обедом больные проходили физиопроцедуры согласно схеме, составленной лечащим врачом, а после приёма пищи наступало время тишины. Сон вовсе не служил обязательной составляющей этого периода. Как правило, многие выходили во двор, беседовали, читали книги и в целом были предоставлены себе, но под чутким надзором персонала госпиталя. По завершению лёгкого полдника больные снова отправлялись на факультативные занятия. После ужина пациенты прогуливались по территории больницы, а в девять вечера следовало готовиться ко сну. Так тянулись дни моего пребывания в стационаре.

Покинув отдел интенсивной терапии, я первое время не знала, с чего начать интеграцию в нормальную жизнь. По настоянию доктора меня распределили в группу биологии, однако, вопреки недоумению Нила, в качестве второго факультатива я выбрала секцию военного дела. Мне быстро наскучили занятия как в одной, так и в другой группе, но вовсе не из-за отсутствия интереса. Все задания, предлагаемые руководителями, были слишком примитивными, а моих знаний вполне хватало, чтобы оспорить высказываемые преподавателями точки зрения. Конфликтовать с пациентами персоналу строго запрещалось, поэтому на моё некорректное поведение просто нажаловались лечащему врачу и потребовали отстранить меня от занятий.

– Нельзя хамить работникам, Марли! – строго произнёс доктор.

Он заходил ко мне в палату почти каждый день. Задавая стандартные вопросы о самочувствии, Нил проверял координацию движений, реакции нервных окончаний и совершал иные манипуляции, дабы удостовериться в стабильности моего состояния. Но в этот раз, не скрывая недовольства, он уставился на меня с осуждением.

– Я всего лишь высказывала своё мнение, – задумчиво отозвалась я.

– И в обоих случаях оно выглядело как откровенная грубость, – ехидно заметил доктор.

– Эти люди понятия не имеют, о чём говорят!

– А ты имеешь? – Бросив эту реплику, он спокойно продолжал заполнять медицинскую карту больного.

– Я… я не знаю… не помню, – неуверенно пролепетала я.

Глубоко вздохнув, Нил отложил в сторону ручку и внимательно посмотрел на меня.

– Марлена, – выговорил он, – это не учебное заведение, а госпиталь. Здесь не учат, а лечат. Цель занятий заключается в реабилитации. Не идите на конфликт с сотрудниками, они дают поверхностные знания. Если вас что-то не устраивает, смените группу.

– Хочу в секцию атлетики, – дождавшись, пока он закончит, отчеканила я.

– Вам ещё рано, вы не готовы, – не ожидав подобной решительности, в замешательстве отмахнулся доктор.

– Готова.

– Это серьёзные физические нагрузки!

– Которые мне вовсе не противопоказаны.

Прошёл ещё месяц, я постепенно осваивалась, заводила новые знакомства. Моим хорошим другом на удивление многих стал обычно несговорчивый, угрюмый и необщительный майор в отставке Михаил Кузнецов, или дядя Миша, как его обычно называли. Он прожил бурную, насыщенную событиями жизнь, посетив множество планет и галактик. Уже в отставке пожилой мужчина готовил молодых кадетов на Земле, продолжая время от времени совершать межпланетные путешествия, в одном из которых он и подхватил смертельный вирус.

По пять часов ежедневно дядя Миша проходил процедуры, продлевающие его жизнь на неопределённый срок, и никто из врачей не знал, сколько ещё времени отводила ему судьба. В любой момент он мог впасть в кому и не проснуться уже никогда. Вирус медленно и беспощадно поражал клетки его мозга.

– Я всегда мечтал купить большую ферму, – как-то поведал дядя Миша, – обзавестись хозяйством, скотиной. Возвести просторную веранду и, наслаждаясь видом природы, попивать крепкий кофе, сидя в мягком уютном кресле под навесом. Но вместо этого проведу остаток дней своих в этой чёртовой дыре, – в раздражении добавил он.

В его голосе слышались нотки глубокого отчаяния, а красные глаза, наполненные слезами, излучали непостижимую боль.

– Я всю жизнь как проклятый пахал ради своей мечты, и на те вам… Лучше бы сразу помер.