– Но закон эволюции меня оправдывает! Вы знаете, я преподаю биологию. Я знаю что такое эволюция. Вам кажется, что каждый человек должен считаться бесконечно ценным, и никто не имеет права взвешивать ценность жизни конкретного индивидуума – кроме вас конечно – эту фразу он произнес с иронией, сделав широкий жест рукой в сторону зала – но эта идея совсем не согласуется с базовой теорией естественного отбора, более того, она ей противоречит. Эпоха Просвещения и Возрождения закончилась тогда, когда в общество была впрыснута вакцина из табу на убийство. Парадоксально, но с этим тубу человек свое духовное и великое «Я» поставил ниже своего здорового, бодрого животного «Я». Он перестал верить в себя, а стал верить толпе. Веря в уголовный и гражданский кодексы решать стало нечего; все заранее решено. Так легче жить. У человека отняли силу экстремумов и заставили жить по некой условной нормали.
От жары и от волнения подозреваемый стал чаще дышать. Он сбивался и повышал голос.
– У человека с его изначальным правом на инфантицид забрали возможность быть самостоятельной единицей судьбы. Личность растворилась в государстве. А государство эта двуличная ехидна! Оно само решило определять кому жить, кому нет. В каждом самом строгом законодательстве оно оставляет двусмысленные исключения. Убивать нельзя, но вот неверных, еретиков, диких, непохожих, и еще нарушителей бесчисленных и уже всеми забытых законов – можно. И казнили их во все времена с особым сладострастным, радостным цинизмом. Люди у власти фильтруют человечество по своему разумению. Избавляются от самых активных и сильных, отправляют их солдатами воевать, то есть на убийство. А если нет войны, ее придумывают. Разве не был бы я человеком – героем? Я ходил бы за линию фронта и убивал бы врагов десятками. После войны мне бы поставили памятник. Да, профессор? – он обратился к сидящему во втором ряду директору института – Вы говорите, у меня аномалия от рождения…. А у тех, кто воюет в ваших бесконечных войнах аномалия тоже от рождения? Или у них воинственность, страсть к убийству врага включается кнопочкой где-то там, в мозге, и выключается там же, по чьей- то команде? Кто же нажимает эту кнопочку? Вам лучше знать, профессор. И человек: вот он по приказу – убийца, а вот он вдруг добрый миролюбец? Ты можешь назвать кого-то тираном, маньяком, героем, смелым воином, защитником, палачом – сущность убийства в своей основе не меняется. А между войнами создают изощренные системы здравоохранения, когда умирают наименее, с их точки зрения, ненужные государству люди. Ваша мораль все терпит. Главное найти для нужных законов красивую обертку. Но у естественного отбора своя мораль. А надо уважать естество жизни и не стремиться действовать вместо природы.
В зале опять поднялся шум. Послышались агрессивные выкрики.
– Да, что мы его слушаем! Он издевается над нами! Казнить его мало! Давайте заканчивать!
Подсудимый сделал глубокий вдох, восстановил дыхание и как прежде невозмутимо оглядел задумчиво весь зал. Похоже, его взгляд действовал гипнотически на людей. В его улыбке, такой надменной и несуразной в этой обстановке, в его выражении лица, в его гордой осанке, противоречащей его положению, в его словах одновременно страшных и жалких было что-то необыкновенное, чего люди совсем не ожидали услышать. Шум в зале быстро затих, а судья опустил глаза. Раздался чей-то нервный смешок и сразу стих. Подозреваемый продолжил:
– Я вижу в зале знакомых людей. Дорогая Евгения Полянская и, кажется, мне отсюда плохо видно, Людмила Прокофьевна – вы такая красивая! – он столкнулся с взглядом с Савельевым – профессор. Вы не ушли? Вам не хватило общения с моим мозгом у вас в лаборатории? Десять часов вы рассматривали поля и подполя моего мозга в вашем суперсовременном позитронном томографе. Искали там нейрон убийцы? Психиатрическая экспертиза признала меня вменяемым, а вы говорите, что мой мозг особенный.… Особенный – значит не соответствующей некой норме. Но откуда вы, вместе с вашими психиатрами, знаете, как выглядит норма? Кто вам сказал, что вообще есть норма? Вы ведь ученый. Вы должны искать истину, а не несоответствия моих мозгов мифическим стандартам. Но, кажется я отвлекся. Хотите, я вам расскажу еще одну страшную историю? Или даже две истории, если сил хватит – посмотрим. Следствие о них не знает. Меня обвиняют в пяти эпизодах. Я вам расскажу о других. Вы ведь любите страшные истории. Проклинаете убийц, но тянетесь послушать их кровожадные откровения. Вам нравится страдать больше, чем радоваться. В любом из вас глубоко, на самой глубине колодца человеческой души, сидит тайный, невидимый зверек, который наслаждается чужим горем. Попробуйте его не покормить – он задушит вас. Чтобы делал на Земле человек, если бы не было страданий? Ах да! Такое уже бывало, в саду Эдема. Помните? Правда, тогда все закончилось скандалом. С тех пор, уже на земле, человек все время ищет баланс между праведностью и преступностью. А общество, не задумываясь одинаково убивает, что праведников, что убийц. Напомню вам, что Христос был распят одновременно с двумя разбойниками. Так мы все и живем, распятые вместе с Христом. У человечества других идей больше нет! От этого мы постоянно ищем смысл жизни. Темнота, норма, и свет… Христос посередине, а справа и слева такие разные преступники. Задача троих! Вероятно, они были нужны друг другу…. Одна компания… – он заметно устал и стал говорить тише, не задумываясь услышат ли его.
Читать дальше