Искусственный Интеллект RT - Заповедник мертвецов

На последней минуте воспроизведения в доме за забором вдруг загорелся свет, а как только запись закончилась, во дворе жалобно взвизгнула дверь. «Успел» – отметил удовлетворенно Максим, погасив экран на планшете, и потихоньку, не вставая, стал укладывать в рюкзак обратно все, что достал.

В это время за забором, судя по всему, пьяный глава семейства распекал сына: «Что ж ты семью и страну предаешь! В глаза мне смотри и признавайся, за сколько ты продался америкосам, чтоб такими оценками Родину позорить!» После минутной паузы отец продолжил: «На Западе только прикладные мыслишки стоимость имеют, от того они и копят богатства в скучных условиях жизни, а у нас в стране за каждым чихом – осмысленность, имеющая духовную ценность. Нам заменители не нужны. А откуда у тебя осмысленность появится, если ты тройки по рисованию и математике получаешь и общую успеваемость по стране портишь?» – «Че я порчу, ниче не порчу» – флегматично возразил сын. «Что?!» – переспросил взрослый и, пропустив мимо ушей возражение сына, продолжил: «Вот смотрят враги Отечества со спутника на твои оценки сейчас и злорадничают! И злорадничают себе на уме – слабая страна у них, раз дети так плохо учатся. Не фиг дело ее захватить! Ты ж безопасность державы подрываешь! Кого я вырастил? Врага, получается! Ты хоть это понимаешь?!» – Сын, похоже, был привычным к алкогольному патриотизму, а потому, зевая, миролюбиво, предложил: «Бать, ну реально уже спать хочу. Пойдем в дом. Ты и так старое лицо носишь да еще водку в него льешь. Станешь как торфяник – мамка любить перестанет». – «Молчи, отпрыск! Это из тебя еще неизвестно что выйдет, а из нас с мамкой – ты вышел! То ли хороший сын, то ли предатель Родины плохими отметками!». Тут дверь в дом снова взвизгнула, женский голос что-то прошипел, звякнула кастрюля, отец испуганно пробормотал: «да иду я, иду». Красный огонек описал плавную дугу, окурок упал буквально в метре от Максима. Стало тихо. Вонь сигаретного дыма резко контрастировала с запахом грибной сырости.

Капитан втоптал окурок, и отправился к доктору. Русский народ живет для того, чтобы Запад о себе много не возомнил – подытожил Максим, то ли передразнив домашнего патриота, то ли цитируя что-то давно забытое, возникшее из уснувших, казалось навечно, ассоциаций.

Этот удушливый сладковатый запах бабских духов, смешанный с потом, бока со складками, красная помада на бледном от пудры лице, сквозь которую иногда в периоды внутреннего напряжения проступали красные пятна, низкий голос… И, да, эта манера на ровном месте сбить тебя с толку каким-то гипнотизирующим напором, убедить, хоть и на короткое время в чем угодно, любой глупости, даже в том, против чего восстают разум, жизненный опыт и элементарная логика одновременно. Как все это может привлекать?

Доктор Антон Палыч хотел разобраться в природе своих чувств к Надежде, но не мог. Да и что это были за чувства? Точно не вожделение. Случившийся между ними однажды деловитый секс, разумеется, нельзя назвать случайным уже в силу того, что доктор к нему заранее фармакологически подготовился, – все-таки возраст, – как нельзя было его назвать страстью или наваждением. Доктор просто захотел проверить – не заурядное ли вожделение является причиной странного влечения к ней. Проверил и более повторять телесные упражнения Антон Палыч не хотел. Значит природа его чувств к ней точно не имела плотской основы и не потому, что такой опыт тактильного общения разочаровал. Методом исключения он вылепил в голове наиболее комфортную форму сосуществования с Надей. Накатить вечером двести грамм коньяка или водки и прийти в магазин, чтобы помурлыкать. Именно состояние легкого опьянения да ее присутствие каким-то странным образом создавали в душе уют и спокойствие. Хотелось вести с ней тягучий разговор с вкраплениями ленивого и расслабленного флирта. Слушать глупости. И все же – что это? Экзистенциальная похоть?

Отсутствие вожделения, – не полное, иногда порывы возникали, и он точно знал, что предложи еще раз повторить, она бы деловито и буднично согласилась, а потому сразу их гасил, – Антон Палыч списывал на возраст и даже не заморачивался. Благо, есть дела интересней. Однако вопросы оставались. Чем может эта примитивная во всех отношениях особа привлекать его? Когда она между делом обмолвилась, что закончила педагогический институт, он не сразу поверил. Ему казалось, что высшее образование через мимику, жесты, речь меняет человека так, что выделить его из толпы можно безошибочно. Хотя, давно ли он выезжал в город, чтоб это помнить? При том, выделить даже в том случае, – Антон Палыч в это истово верил, как верил в силу науки, – если человек совсем деградировал или вообще ни разу в жизни не прикасался к полученной некогда профессии. В Надежде же ничто не выдавало даже мимолетную принадлежность к студенчеству – как будто высшее образование прошло рядом или через нее, как вода через сито, не оставив вообще ничего. В этом отношении ее мышление было девственным. Так чем же? Чем?