Андрей Мансуров - Дикие Домохозяйки [litres самиздат]

– Моя… жена. Дорис.

Впервые глаза чуть сдвинулись, и министр пошевелился. Похоже, имя жены вызывало у него какие-то эмоции. Вот только – какие?

– А… Почему не Президент? – Дайана воспользовалась возникшей паузой.

– Этот черномазый …рас? Вот уж – нет. Я на этом посту уже восемнадцать лет. А он – три. Он – избираемый . Не надо ему знать всех этих тонкостей. Потому что через год он уйдёт, а я… А мы – останемся. Не для того мою должность наделили такими полномочиями, чтобы я ставил его в известность о том, как…

– … на самом деле управляется Страна! «Оплот Демократии»! «Светоч Свободы в этом обуреваемом духом Хаоса и Разрухи, Мире!..» – Дик не удержалась, чтобы не подскочить к связанному человеку, и не отвесить ему оплеуху. В глазах её стояли слёзы, – Теперь-то я поняла! Почему отец… Умер от «инсульта»! Это он вам с Дорис … Помешал! – она затряслась всем телом, пытаясь сдержаться, и не вцепиться ногтями в ненавистную пухлую физиономию: а её собственное лицо исказилось до неузнаваемости: такой дикой ненависти Дайана не видела до сих пор ни у кого!..

Затем, вскинув голову к потолку, Дик просто завыла, видимым усилием воли заставив руки не тянуться к УЗИ, а опуститься к полу.

Наконец агент отвернулась, и отошла к стене. Узи болтались на ремнях, лицо Дик закрыла руками. Дайана подумала, что не сдержи свои эмоции Агент так, как вбили обучающие тренинги, за жизнь Министра никто не дал бы ломанного гроша.

Но Дик – молодец.

Понимает, что ещё не все Вопросы заданы…

Майлз не придумал ничего лучше, как подойти сзади и нежно обнять боевую подругу за плечи. Та вдруг развернулась к нему, и разрыдалась прямо на широкой груди.

Дайану передёрнуло. Господи! А она-то до последнего момента в глубине души…

Не верила. Что такая немыслимая подлость возможна на самом деле! И – где?!..

А она – возможна.

Более того – она происходит уже пятьдесят лет! В стране, которая хвастливо объявляет всему миру, что обладает «Лучшей Конституцией, Величайшими традициями Демократии, и гарантирует соблюдение Прав граждан!» Ну и, само-собой, несёт Свет всего этого – тем, кто «ещё не развил свою Демократию сам»!

Сглотнув, она спросила:

– Где сейчас ваша жена?

– Не знаю. Наверное, осталась наверху.

– Так это она спровоцировала бунты и саботаж в доках Лос-Анжелеса? А в других местах?

– Да. Ещё в тринадцати крупнейших городах США.

– Зачем?! Ведь все верёвочки и так… У вас!

– На следующих выборах должен был победить я. А этого, – министр вяло кивнул в сторону равнодушно смотревшего на происходящее ещё одурманенным взором мечтателя-поэта, Президента, – нужно было прокатить.

– Какого же… Что вы собирались делать, когда заняли бы кресло Президента? – Макс снова взял инициативу в свои руки.

– Мы собирались объявить войну тем странам, которые исподтишка стали восстанавливать свой промышленный и военный потенциал… Китаю, Индии, Корее… Словом, Юго-восточному Блоку. Они могли скоро начать снова производить оружие. Ядерное. Бактериологическое. Отравляющие вещества.

– Но ведь сейчас у них ничего этого нет?!

– Нет. Но они могли скоро начать его производить. Мы должны думать вперёд. Предвидеть. Защищать и охранять нашу Страну. Нашу Демократию. Наши идеалы. Наши…

– Заткнись, чёрт тебя подери!.. – Дик на секунду развернулась от груди Майлза, – Проклятый лицемер! Все вы здесь – лицемеры! Какая, на …й, Демократия! Рабство!

Рабство – вот точное слово для того, как мы тут, оказывается, живём!

– Нет. Мы с Дорис всегда были гуманны. Крайние средства шли в ход лишь в самых исключительных случаях. Наша Демократия – самая… – внезапно министр дёрнулся всем телом, и глаза его выпучились так, словно он увидал привидение, – Нет! Нет, дорогая!.. Пожалуйста!!! Пощади!!!

Умоляю – НЕ-Е-ЕТ!!!

Они вчетвером молча стояли вокруг того, что осталось от только недавно – второго человека в государстве. Всё верно – таковым от был и при Президенте…

И при своей жене.

Судорога ужаса и дикой боли до неузнаваемости искажала его рот и глаза.

Впрочем, вскоре гримаса сменилась полной расслабленностью всех лицевых мышц. Тело, словно из него вынули все кости, безвольно оплыло на сиденье кресла. Из лёгких медленно вышел воздух.

– Похоже, Дорис очнулась. – нарушил тягостное молчание Майлз. – И вот готов прозакладывать свою расчёску против «Порша» твоего отца, – он кивнул Максиму, – она «любимым» не слишком дорожила. Так что нам теперь даже поторговаться с ней не удастся.