Михаил Назаров - Четыре из пяти на троих [litres самиздат]

Чернопятов заметил, что Максим не до конца понял его предложение:

– Да забудь ты про этот мир! Домой – обратно в двадцать первый век! Признайся, тебе же надоели все эти тёмные люди, не понимающие очевидных для тебя вещей. Дрянные экипажи, запачканные угольной пылью или провонявшие конским дерьмом. Отвратительное жильё со скрипучими полами, клопами в матрасах и вечными сквозняками. А? Я прав?

Максим задумался. А собственно, зачем это всё? Зачем ему Ягодово? Принести чертежи князю-самодуру и получить за это небольшую премию? Достроить дом, если строители смогут понять, что он хочет и смогут это собрать? Ходить каждый день на службу в Приказ и разбираться в очередной раз, почему тот или иной опричник учудил дебош или потерял служебное оружие? Ему это надо? Или вернутся в Энск? Где всё осталось… Где ничего не надо заново делать и строить…

Барбатос улыбнулся:

– Вижу ты колеблешься… Что тебя здесь держит? – Он осмотрелся и указал рукой на бесчувственное тело Мартына, лежащее на полу, – Это животное, которое ты считаешь своим другом? Поверь, за банку сметаны он готов сделать что угодно по просьбе кого угодно. А если добавить бутылочку валерьянки, то… у-у-у… как он оторвётся… Спроси у него на досуге, каким образом его поймали, когда он ещё был разбойником, или он им и остался? Как думаешь?

Барбатос, почесав руки, продолжил:

– Что ещё? Типа твоя невеста. Как её там? Смолина. Любовь, вроде. Да, она. Вспомни, как ты нашёл её мужа. Помнишь? Она предала своего бывшего, когда он стал ей не интересен. Предаст и тебя. – Чернопятов обвёл рукой комнату и остановился на пианино. – Ещё одна. Эта артистка или актриса, сам разбирайся, кто она. По мне, это просто ерунда. Признайся, ты же сам хочешь её кинуть. Ну, зачем заниматься вопросами эвакуации бывшей подельницы преступника? Это же неразумно… Впрочем, у тебя может быть другое мнение. Услышь меня, для неё главное деньги. Вспомни вечер вашей встречи в карточном клубе… Она же обратила на тебя внимание только после того, как ты начал выигрывать!

– Это всё? – напряжённым тоном спросил Фиалковский.

– Разве недостаточно? По-моему, этого вполне хватит для принятия единственного разумного решения. Давай так, я забираю тубус и ухожу, а ты получаешь секрет возвращения в Энск. По рукам?

– Как я пойму, что ты меня не кинешь?

– Придётся поверить. Я никого не обманываю, это вредно для моей деловой репутации.

В соседней комнате с грохотом разлетелись банки с краской, скорее всего стремянка, на которой они стояли, упала из-за подломившейся ножки. Плотник, сколотивший лестницу, допустил одну досадную ошибку, которую так вовремя обнаружил Барбатос, способный видеть всё сокрытое от других…

Максим буквально на мгновение повернул голову в направлении источника шума, отвлёкшись от наблюдения за собеседником. Барбатосу этого хватило, он схватил тубус с чертежами и прыгнул в окно. Под весом его тела на улицу вылетело разлетевшееся стекло и обломки хлипкой деревянной рамы.

Звук бьющегося стекла привёл Максима в форму, он рванул к окну. Барбатос каким-то чудом пережил прыжок с высоты не меньше, чем метров двадцать, и от его дряхлого тела даже ничего не отпало, бодрым шагом он направился к небольшому паровому экипажу в переулке неподалёку.

– Мартын!!! Харэ дрыхнуть, приходи в себя!!! – что есть мочи заорал Фиалковский.

Кот открыл разноцветные глаза, и, держась за голову сел на пол:

– Не кричи, голова трещит. Не знаю, как у тебя, но у меня после воскрешения всё тело очень болит, – пожаловался Мартын.

– Не время! Чернопятов уходит! У него наши бумаги! Бегом за мной! – крикнул Максим, вылетая из комнаты и сбегая по лестнице.

Когда опричники, наконец, оказались на парадном крыльце театра, они наблюдали интересную картину. Чернопятов умудрился угнать чей-то паровой экипаж, который на большой скорости пронёсся мимо них. Максим нацелился на экипаж и принялся разряжать в него весь барабан револьвера. Целясь в примерное место нахождения водителя, пули прошивали отверстия по всему корпусу, только не там, где должен сидеть беглец.

Последняя пуля угодила в металлический ящик возле заднего бампера, сквозь чёрную пыль проглядывала надписи "уголь", "не разводить огонь". Данные предупреждающие надписи были неспроста , угольная пыль, довольно взрывоопасна. Кусок свинца со стальным сердечником, пробивая металлическую стенку угольного бункера, высек несколько искр, их оказалось достаточно для провокации небольшого взрыва, разрушившего паровую машину. Повреждение сердца экипажа уже произвело сильнейший пожар, в доли секунды объявшего всю машину снаружи и внутри. Через несколько метров, экипаж врезался в стену дома. Из машины выскочил объятый пламенем Чернопятов, безумно мечась по улице, катаясь в грязи, он пытался сбить огонь, но очень скоро затих. Вокруг уже собрались многочисленные зеваки.