Юрий Саенков - Унэлдок

Когда Яна обнаружила эту инсталляцию, у мальчика уже была полностью разъедена нижняя часть лица. И только большие грустные чёрные глаза в обрамлении густых ресниц оставались не затронутыми кислотой. Этот детский открытый взгляд буквально гипнотизировал, но Яна смотрела не на глаза, она замерла, разглядывая тонкую серую руку мальчика, прижимающего к себе игрушку. Руку, на которой не было браслета!

И хотя Яна прекрасно понимала, что все эти картинки были сделаны до того, как люди стали носить унэлдоки, она всё равно немножко испугалась и смутилась, будто увидела не голую руку ребёнка, а что-то невероятно постыдное.

Прочие фотокарточки также в той или иной степени пострадали от кислотной капельницы. И все люди, изображённые на них: и морщинистая старуха, и женщина с утомлённым лицом, и неопрятный мужчина — не носили браслетов!

Голые серые руки.

На прикреплённой к постаменту золотой табличке Яна прочитала: Севастьян свет Медянскый, «Уходящее Прошлое». Тут её непривычно тихую и задумчивую и обнаружил автор композиции.

Маэстро Медянский был очень польщён столь пристальным вниманием Яны к его работе. Он умильно запричитал, засуетился, смешно пританцовывая вокруг неё и подошедшего Леонида.

— Ты же по́няла, Янычка, да? По́няла? Оценила, скажи? Лёня, она у тебя умница! Какая она у тебя, а! Это же моё любимое, моё изнутри! Самое-самое! А она сразу почувствовала! Сильно, Янычка, скажи, сильно! И это происходит прямо сейчас и здесь, с нами, со всеми! Уходит прошлое! Мы тут стоим, пьём, беседуем, смеёмся, а оно уходит, растворяется. Понимаете? Буквально! Постоянно! Всегда! Безвозвратно! Вот, Янычка это по́няла!

Сева торжественно поднял наполненный до краёв бокал и тонким захлёбывающимся голоском воскликнул: «За чудесное настоящее!» Потом, смешно морщась и сильно наклонившись, чтобы не пролить шампанское на свой пошитый по заказу белоснежный костюм, мелкими глотками выпил до дна. После чего расцеловал смеющуюся и начавшую уже оттаивать Яну в щёки, энергично пожал Лёнечке руку и, чего-то вдохновлённо бормоча себе под нос, упорхал к гостям.

Теперь она мчалась в загородный клуб «Янтарь» и пела. Точнее, пыталась подпевать своему любимцу Борису Ермаку, новая песня которого «Хочется тебе сказать» всполошила всю страну — потому что это была первая песня, написанная Боренькой лично. И она была так чарующе прекрасна, что ни одно любящее или когда-либо любившее или только мечтающее о любви сердце не могло не отозваться на это мелодичное и нежное признание!

Вот только воспоминания о мрачных фотографиях людей без браслетов едва не разрушили это волшебство.

Яна чиркнула пальцем по экрану дисплея, делая музыку громче.

Ночь — это время чудовищ, пугал её в детстве старший брат. Ерунда! Ночь — это время настоящих современных принцесс!

Яна улыбнулась при мысли о том, что её братишка сейчас так и ютится в своей однокомнатной каморке среди «синяков», в то время как она… А ей Удача улыбнулась своей бриллиантово-золотой улыбкой — она вышла замуж за известного столичного ресторатора, сменила статус, получила всё, о чём только могла мечтать. И теперь она почти на самой вершине. Почти. Но ей и этого вполне хватает, чтобы быть счастливой далеко-далеко и надолго, до самого горизонта сознания.

Яна пела.

В зеркале заднего вида прощально переливался тёплыми ночными огнями Петербург, а впереди, освещённая редкими фонарями, убегала в таинственную темноту загородных просторов чёрная лента Мурманского шоссе.

Яна мечтательно зажмурилась, предвкушая скорую встречу с друзьями, надавила на педаль, и её обнажённую спину вжало в мягкую тёплую кожу кресла.

«Хочется пееесню пеееть — ты, да ещёёёёоо мояяяя…» — стонала Яна, наполняясь сиюминутным счастьем от осознания того, что всё в её жизни складывается так чудесно, так сказочно прекрасно. Как в песне. Вот только бы научиться ещё вытягивать этот джазовый мотив не фальшивя.

Она всего на секунду отвлеклась от дороги, чтобы сделать музыку ещё громче. Может быть, на несколько секунд. Но за эти мгновения машину увело на обочину, громко зашуршали колёса по гравию. А потом всё, что Яна успела заметить, как в свете фар перед самым капотом метнулась темная фигура. В сознании успело отпечататься, как это бывает в резких всполохах танцпола, лицо: большие испуганные глаза, щёлка трагически перекошенного рта. И в следующий миг машина вздрогнула от удара.