Адам Нэвилл - Пропавшая дочь [litres]

Он никогда не сможет ни адекватно описать кому-то глубину своего потрясения, ни выразить, насколько мучительно все прокручивать в голове вновь и вновь. Для этого не хватит никаких слов. И он пришел к выводу, что когда мозг вынуждают функционировать в таком режиме, тот просто ломается.

Два года их жизнь была связана исключительно с горем. Пропала не только дочь, вместе с ней у них забрали способность к счастью. Возможно, похитители об этом даже не задумывались – о коварных последствиях своих действий, об убийственном затяжном эффекте. А может, они пребывали в эйфории от осознания этого, и такая далеко расходящаяся рябь придавала им сил через странную ментальную алхимию нарциссизма. Если все так, то у него есть полное право уничтожить их.

Встав с коленей, Отец лег на кровать и свернулся клубком вокруг тапочек, Тряпичного Котика и футболки. А потом его затрясло.

Четыре часа спустя поступил звонок, которого он ждал. Поэтому Отец вытер лицо полотенцем и откашлялся из-за комка, который отложила в горле скорбь.

Общение было только голосовым, не визуальным. Скарлетт Йоханссон. Он будто силой воли заставил ее позвонить. И она дала ему информацию о следующем человеке, которого необходимо навестить. Сексуального преступника звали Роберт Ист.

Бунгало Роберта Иста стояло в дальнем конце тупика, за низкой оградой из котсуолдского камня [2] Желтый известняк, который после выветривания придает зданиям красивый медовый или золотой оттенок. . Перед покрытым розовой штукатуркой фасадом и подъездной дорожкой из белого камня, между двумя рядами декоративных кустов лежала аккуратная лужайка с бурой засохшей травой. Деревянные жалюзи мешали солнечному свету проникать в окна. Ворота отсутствовали. В лучшие времена это, может, было бы нормально, но не сейчас.

В ходе разведки, сразу после звонка Скарлетт, Отец впервые взглянул на бунгало Роберта Иста. За три последующих дня, когда он проезжал мимо или наблюдал издали, на улице ничего не изменилось. Все машины стояли на своих местах. Опять же, в сухой листве палисадников ни одна ветка, ни один листик не сдвинулись с места, будто жара законсервировала все, словно на натюрморте.

В тупике было всего шесть домов, владельцы которых предпочли укрыться в этой лучшей части Кокингтона. С правой стороны расположились три приличного вида бунгало, все окна зашторены, жалюзи опущены. Спереди стояли два «мерседеса» и один «ягуар». На фасадах двух из трех домов виднелись маленькие стеклянные полусферы камер наблюдения.

По левую сторону улицы возвышались два бетонных таунхауса, к которым тянулись хрупкие ветви нависающих над ними деревьев, похожих на скелеты. Двухэтажные, застекленные строения с видом на море были врезаны в склон холма семьдесят лет назад. Балконы были пусты, окна закрыты. Но в здании по соседству с его целью кто-то явно любил наблюдать за восходом солнца, поскольку жалюзи гостиной на первом этаже были открыты. В черных окнах отражался широкий купол моря.

На двух уличных фонарях висели камеры. А еще он попадет на камеры домов, когда пойдет по короткой дороге. Но это была недостаточно веская причина, чтобы отказываться от задуманного. Отец больше не хотел тратить время впустую, поскольку воспоминания людей, с которыми ему необходимо было поговорить, постепенно стирались. Теперь время шло быстрее, и жизни, которые оно двигало вперед, наполнялись обломками мыслей и чувств. В мире случалось слишком много катастроф, которые необходимо было осмыслить, постоянно происходило что-то новое. Наступила эпоха инцидентов. В Девоне, на местном уровне, царил страх перед жарким летом, зимними паводками, эрозией утесов, размывом грунта, деградацией почвы, отключениями электроэнергии и казавшимися бесконечными притоками беженцев.

Небо из темно-синего становилось светло-голубым. Через час оно станет серебристым, ослепительно ярким и мозги начнут кипеть от жары. Когда Отец, перед тем как пройти пешком через деревья напротив тупика «Виктори Клоуз», припарковался улицей ниже и закрыл номерные знаки, уже было двадцать градусов. От нервозности и напряжения он вспотел еще сильнее.

Было четверть шестого, и, после того как Отец заехал на холм, он не увидел ни одного проезжающего автомобиля. В любом случае в городе сейчас не так много работы, и движение в этой части города было не особо оживленным. Здесь стояли дома тех, кому за шестьдесят и кому не нужно вкалывать, пока они не околеют где-нибудь между складских стеллажей или в поле. Здесь жили руководители старшего звена, отставные должностные лица и несколько мафиози, но по-настоящему крупных «акул» здесь не было. Эти обитатели так и не примкнули к «верхним двум процентам» [3] Верхние два процента мирового населения, в чьих руках сосредоточено максимальное количество денежных средств и материальных ценностей. , хотя и пытались. И в основном покинули рынок труда, чтобы в неумолимом и неизменном кризисе обрести такой комфорт, на какой только могли надеяться. Они терпели перебои с электричеством и диету из синтетического мяса с сезонными овощами, но по-прежнему вели образ жизни, недоступный большинству. У них все было в порядке. Они даже могли себе позволить патрулирование территории. Возможно, оно осуществлялось каждый час – в Торбее, например, предлагали такую услугу. Но в такую-то жару? Все службы испытывают трудности …