Павел Парфин - Сумасшедший репортер [СИ]

Было очень тихо. Лишь время от времени шуршали спички в коробке, когда старик опускал в него пальцы.

— Завтра Рождество. Уже поздно ставить елку, — не зная, что сказать, произнес Безсонов.

— Радоваться никогда не поздно. К тому же я хотел бы спросить тебя, мил человек, хорошо ли ты знаешь обычаи и историю православного нашего народа.

— Смотря о чем идет речь.

— Истинные православные христиане мирской Новый год не отмечают. Они постятся в последние дни перед Рождеством, а часть из них наряжают елку в самый канун святого праздника.

— Но, дедушка, когда это у православных стало традицией ставить искусственную елку? Да еще из спичек?!

Старик не ответил. Он с любовью одевал в спички-иглы будущую елку. И тут Безсонову пришла сумасшедшая идея. Он повернулся и быстро побежал к выходу, на бегу крикнув: «Я скоро вернусь!»

Старик, неторопливо закончив работу, нежно, не касаясь спичечной хвои, провел по ней сверху вниз рукой. В то же мгновенье его взору предстала маленькая живая сосенка. Несколько минут старик любовался сосенкой. Потом, поднеся руку к деревцу, быстро взмахнул ею. Тут же маленькая красавица опять превратилась в искусственное творение.

— Люди слабы. Их нельзя искушать понапрасну, — задумчиво молвил старик.

Женька как угорелый несся к Харьковской. Уже перебегая улицу на красный свет, он совершенно ни к месту вспомнил, что забыл выяснить, отчего при его появлении неожиданно смолкла цыганская песня, знакомая и далекая, как воспоминания о кино детства. «Надо будет спросить у голубоглазого деда, где он прячет радиоприемник».

Пересекши по диагонали дворами и закоулками жилой район, находящийся сразу за Харьковской, через пять минут быстрого бега запыхавшийся Безсонов стоял у высоких ворот новой автостоянки. Быстро поднялся по железной лестнице, круто ведущей в будку охраны. Перед тем как войти, жадно оглядел сверху стоянку. Без труда отыскал Генкин трейлер — его «мерседес» сразу бросался в глаза среди массы автомашин разных марок и назначения, стоявших в ряд в правильном порядке на заснеженном огороженном пустыре.

Безсонов вбежал в будку. Молодые люди (он — в военном бушлате с камуфляжной окраской, она — в дорогой и совершенно дикой кофейно-сиреневой дубленке) азартно резались в карты.

— Сутки — пятнарик, — не поднимая головы, буркнул охранник.

— Какой пятнарик? Я на «ментовке» привалил! — глупо пошутил Безсонов. Но охранник и девушка, одновременно перестав выяснять отношения с помощью карт, тут же уставились на Женьку.

— Шутка. А вот теперь совершенно серьезно: мне срочно нужен хозяин вон того «мерса»! — Женька махнул рукой в сторону окна, выходящего на стоянку. — Куда он подался?

Молодые люди переглянулись.

— Что за мужик?.. Которого на сахаре кинули? — спросила девица.

— Он и вам все разболтал?!

— А то как же! Мы у него в доверии. Мы у всех водил в доверии! Охрана как никак, — охранник гордо походил шестеркой «пики», потом глянул исподлобья на Безсонова. — Мужик, а это случаем не ты ему елок подсунул?

— Точно. Но не все. Еще несколько кубов надо доложить.

Молодые люди рассмеялись.

— Тогда тебе на Ахтырскую надо гнать, в раймилицию. Он туда минут пятнадцать назад почесал, — сообщил паренек. — Только если будешь и дальше с нами прикалываться, менты все его елки «посадят»! — и охранник опять громко загоготал.

Перебегая наискосок Ахтырскую, Безсонов, возбужденный, уже в который раз проигрывал в воображении замысленную им акцию и, оттого тихонько посмеиваясь, вдруг встретился глазами с молоденькой мамашей в белой кроличьей шубке. Женщине, с почти отрешенным видом катившей впереди себя коляску с плюшевым верхом, по-видимому, мгновенно передалось возбужденное Женькино состояние — ожидание надвигающихся необыкновенных событий и еле сдерживаемая веселость. Мамаша улыбнулась чему-то очень приятному в своей душе, черты лица ее стали мягче и красивей, она потупила глаза, но, перевезя коляску через дорогу, не выдержала-таки и оглянулась, ища взглядом беспокойного прохожего. Безсонов входил в двери раймилиции.

У стены, напротив окошка дежурного, стояла простая лавка, на которой могли бы уместиться пять-шесть мужских задов или четыре бабских. Сейчас на лавке сидел, понурив голову, один-одинешенек мужичок в синем комбинезоне с белой «мерседесовской» звездой на груди. Женька молча сел рядом с ним. За Безсоновым подозрительно наблюдала пара милицейских глаз, глубоко посаженных в зарешеченную «дежурку».