Павел Парфин - Сопротивление бесполезно! [СИ]

Ягра громко фыркала, наблюдая столь чудовищные метаморфозы, происходившие со смородиновым джемом.

— Миц, в тебе говорит нереализованный вурдовамп. Ха-ха-ха, любая летучая мышь даст тебе фору в сто очков! — смеялась она над неполноценным кровопийцем Мицем. В неизменном парике, облаченная в тугой, цвета мякоти спелой сливы комбидресс, Ягра лениво разминалась на небольшом возвышении, покрытом блестящей черной тканью. Рядом Миц готовил бутерброды со свернувшейся кровью. С проникновенной хрипотцой на тумбочке пел «Аккорд-301», накручивая чей-то незнакомый голос. Ягра садилась в шпагат, делала мостик и вдруг выхватывала из-под себя то красно-желтые ленты, то черных, совершенно прямых, будто одеревеневших, змей с узкими красными языками. Одну из таких змей Ягра в отчаянии метнула в Гриценко, но, тут же смутившись, убежала в дальний конец комнаты.

Как раз в этот момент Гриценко взял в рот сигарету. Серега ловко поймал на лету черную змею и с невозмутимым видом прикурил от ее красного языка. Отбросив ее за ненадобностью в сторону, он уже не видел, как змея, ударившись об пол, разлетелась на сотни мелких черных осколков, точно стеклянная шпага.

— Ягра от тебя без ума, Гриц, — не поднимая глаз от обреченных бутербродов, бесцветным голосом заметил Миц. Гриценко пропустил его фразу мимо ушей.

— Где Коровин, а? — плюнув под ноги, спросил он.

— Тут одна бабка объявилась. Новенькая. Час назад ее кто-то из наших укусил, — нехотя, явно делая над собой усилие, произнес Миц. — Бабка жутко свирепствовала, все грозилась кому-то кровавой расплатой… — Миц боялся взглянуть на Гриценко. — Вот Коровин и повел ее да еще с пяток лохов на боевое крещение. Чтобы старая карга пары выпустила. Негоже нам, вурдовампам, междоусобицы устраивать. Так я говорю, Гриц?

Вместо ответа Серега взмахнул рукой и вдруг сунул под нос Мицу кусок туалетной бумаги. Тот самый, которым Гриценко вытер приходьковскую кровь.

Миц резко потянул носом воздух, колпак немедленно съехал ему на глаза, вурдовамп в бешенстве скинул его с головы. Яркие красные полосы прочертили ото лба до лысой макушки его непутевую голову.

— Этой крови полчаса, от силы час! — со знанием дела сообщил возбужденный Миц.

— Верно, — ухмыльнулся Гриценко и поводил перед носом маленького вурдовампа окровавленной бумагой. — Найдешь? Надо добить…

Миц, будто пес, спущенный с поводка, несся на несколько шагов впереди Гриценко. Маленький вурдовамп то и дело спотыкался, падал, сбивал в кровь локти и колени, бежал дальше и, казалось, улицы шарахались и разбегались в стороны, едва завидев столь резвого ночного хищника. Миц сразу же вывел к цели.

Как ни странно, Приходько не стал хитрить и плутать, заметая следы. Савелич укрылся у себя дома за стальной бронированной дверью. На этот раз Гриценко не стал взламывать дверь — не успел.

Миц не дал. Неожиданно он напомнил, что они как-никак вурдовампы, а значит, могут обращаться в разные интересные вещи. Например, в дым.

Сине-зеленым, точно боевой зарин, газом они по очереди просочились сквозь замочную скважину в дом мастера Приходько. А материализовались уже в дикой, как характер самого мастера, спальне, где тот трахал жену Сереги Гриценко. Лежа сверху, голый Савелич напоминал рубанок.

Тот с таким же упрямством и жадностью врезается в тело доски.

Не заметив (а может, делая вид, что не замечает) появления Гриценко и Мица, Приходько-рубанок продолжал яростно водить туда-сюда голым торсом. Из-под него вместо стружек разлетались в стороны густые горячие стоны Серегиной жены.

Застигнув Людку и Приходько вдвоем в постели, да еще в момент совокупления, Серега не сразу пришел в себя, поражаясь тому, с какой жадностью и спешкой эти сволочи занимаются любовью. «Прямо как перед смертью, — подумал Серега, но сам же себе и возразил: — Почему как?»

Жену Гриценко не тронул. Даже обернувшись вурдовампом, он продолжал испытывать к ней крайнюю неприязнь. Или… затаенную симпатию, чудом сохранившееся чувство родства, в котором боялся себе признаться… Зато с удовольствием перегрыз горло мастеру Приходько. С раскачивающимся, как маятник, членом Савелич носился по спальне в надежде спастись. Гриценко играючи сгреб его в охапку и безумно долго сосал его кровь. Когда Приходько, издав последний хрип, за ненадобностью был брошен на пол, Серега весело изрек: «Нашего полку прибыло!» А пнув ногой пока еще бездыханное, не налившееся новой, ядовитой кровью тело мастера, добавил: «Вот теперь ты полный кровопийца!» Гриценко знал: меньше чем через четверть часа мертвец очнется и покажет миру клыки.