Ольга Коротаева - Семь невест некромага

— Любовь, — медленно произнёс Генрих, и от его горького тона защипало глаза. Услышала глубокий вздох и невольно прижалась к двери, чтобы не пропустить ни слова. — Пытка страшнее любой из тех, которые я изучал в Краморе. Когда не вижу её, такое чувство, словно меня наизнанку выворачивают, а когда вижу — грудь взрывается, мозги затуманиваются… Злюсь и раздражаюсь по любому поводу. Да и без повода тоже!

Я даже подпрыгнула от избытка чувств: ладони вспотели, а из груди со свистом вырвался выдох: да-да! Генрих постоянно при мне злится! А если не раздражается, то либо подначивает, либо ёрничает. Уже весь мозг себе сломала, пытаясь понять, как общаться с инститором.

— Это не любовь, — услышала я насмешливый голос брата. — Эта пытка называется — воздержание! Когда мои жёны злятся и устраивают мне секс-игнор, я уже через сутки ощущаю себя так, как ты расписал…

— С одной лишь существенной разницей, — жёстко перебил его Генрих. — Мара для меня единственная! — Я прижала ладони к губам. Ноги внезапно стали ватными, и я слабо опустилась на колени, да прижалась разгорячённым лбом к прохладному косяку. — А она мучает меня: то поманит, то оттолкнёт! Уже ничего не понимаю! Но одна мысль о том, что ведьма играет со мной, режет больнее меча.

— Хм, — отозвался инкуб. — А как часто ты говоришь это Маре?

— Что? — раздражённо отозвался инститор. — Что она для меня — сущее наказание? Да каждый раз, как вижу!

Я услышала смешок инкуба.

— А лучше бы говорил, что она любимая и единственная! Больше пользы — меньше игр.

Сердце сладко замерло, затем заколотилось быстро-быстро. Хотелось ворваться в столовую и броситься на шею инститору, но не менее сильно хотелось убежать и забиться в самый тёмный уголок гостиницы. Ответа Генриха ждала с таким нетерпением, что тело затряслось от напряжения.

— Я и говорил, — устало отозвался инститор.

— Сколько раз? — педантично уточнил Лежик. — Готов поспорить, что это было раз… ну, максимум, два!

— Ну да, — удивлённо ответил Генрих. — А зачем больше?

Инкуб рассмеялся и покровительственным тоном проговорил:

— Женщины хотят это слушать постоянно! Фишка в том, что если ты не твердишь, что любишь, сразу начинают сомневаться во всём на свете: в тебе, в себе, в ваших отношениях. Могут свести себя с ума всеми этими мыслями. Признания вселяют уверенность, и тогда игры уже не нужны… Ты словно неофит, честное слово!

— Это мои первые отношения, — нехотя буркнул Генрих.

— А как же Аноли? — удивился Лежик. — Она же была твоей невестой…

— А её девственность досталась тебе, — холодно рассмеялся Генрих. — Живи ты в Краморе, вас тут же поженили бы!

— Неужели в Краморе секс автоматически означает свадьбу? — растерянно покачал головой инкуб.

— Ну, если по правилам: сначала свадьба, потом секс. Конечно, бывает и наоборот, но в таком случае хранители могут наказать временным отстранением. Традиции инститоров незыблемы…

— Погоди, — растерянно перебил его Лежик. — В агентстве ты тоже говорил о традициях. Генрих, ты что… девственник?!

Я икнула и нервно хихикнула: девственник?! Это Генрих-то? Да вспомнить только какие слова он говорил, как измывался… Как целовал! Брат сморозил глупость. Но в столовой было тихо, и по спине поползли мурашки: так это что, правда?!

Поднялась и, держась за стену, медленно отступила от двери. Надо валить, пока меня не обнаружили! И так услышала больше, чем должна. В спину что-то больно ткнуло, и я подпрыгнула от неожиданности, раздался гром металла и звон стекла, кто-то тоненько взвизгнул, и по моим плечам растеклось нечто горячее и липкое. Испуганно бросилась вперёд, и свет столовой ослепил меня, в спину понеслись ругательства.

— Мара? — взволнованно вскочил Лежик.

— Что с тобой? — звенящим голосом спросил враз побледневший Генрих.

Я посмотрела на свои руки и вздрогнула: они были в крови! Кровь была везде: на плечах, одежде, тягучими каплями она оседала на пол… а голову кружил сладкий ягодный аромат. Хмыкнув, лизнула пальцы и скорчилась от приторного вкуса.

— Это кисель? — воскликнула я и простонала: — Фу! Я вся в этой гадости!

Лежик схватился за сердце и театрально выдохнул:

— Напугала!

Генрих двинулся ко мне:

— Что произошло? Я думал, ты уже спишь. Что ты здесь делаешь?

Я замялась, не смея поднять на инститора взгляд. Щёки мои опалило жаром.

— Не могла заснуть, — промямлила я. — От голода. Пришла перекусить…

В дверях показалась та самая официантка, что обслуживала нас, и её лицо просто пылало от злости.