Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Проплыл Лабиринт - совершенно хаотичный и непредсказуемый участок на пятиметровой глубине. Его провалы столь же покаты, как и у чашки, но вполовину мельче. Здесь есть и кружовинки, и поперечные траншейки, и "коридорчики", и все - не больше метра глубиной. Причем весь этот "ребус" расположен с небольшим уклоном по направлению к фарватеру реки. Лет пять назад в одной из его подмоин поддел сома почти на восемь девятьсот. Взял довольно-таки трудно, с помощью сачка. Как умудрился мой знакомый, меленковец, выудить на семьдесят четыре килограмма где-то под селением Ерахтур в Рязанской области - не представляю. Лично мне у нас в Оке крупнее десяти вылавливать не приходилось. И тех лишь штук двенадцать за всю мою рыбацкую судьбу. Разумеется, конечно, без учета "мелких", килограммов до полутора, до двух. Впрочем, этих тоже можно было сосчитать по пальцам - не более десятка или же немногим более.

Солнце поднялось над горизонтом. Розовый свет в моей неотступной "келье" вдруг превратился в более веселый, золотисто-нежный. Он постепенно становился ярче, ярче, волновал-будоражил душу, радовал чувства. С Кручи в эти самые мгновенья изумительнейший вид!.. Бескрайнее золотое море плотных, дымчатых, перемещающихся масс.

Но вот ветерок ощутила щека. Еще одно его прикосновение к лицу, еще!..

Огромная проталина вдруг появилась слева. Клочья золотистой белизны стремительно неслись над гладью синеватых вод, будто бежали-спешили по ним куда-то вверх по реке, по направлению к затону.

Спустя минуту или две еще одна широкая прогалина мелькнула в расслоениях тумана. Секунды три или четыре был даже различим один из выступов Кручи с его неглубоким овражком, поросшим преимущественно старыми деревьями.

Впрочем, знакомые точки на дне ведали мне о том же. И без того ничуть не сомневался, что подплывал к парому, и до Пришельца оставалось тоже где-то метров восемьсот.

Еще прогалина, еще! Снова, было, показался рыжий берег. Но на сей раз - слева, на той стороне реки.

И вот, наконец-то, будто разверзся золоченый занавес! Залитые солнцем берега предстали в их ошеломляющем величии на фоне голубых небес, сверкающе-зеркальных, словно застывших в безветрии вод.

Пришелец, как и следовало ожидать, был уже на плаву. Дутый борт его голубоватой лодки "маячил" метрах в сорока от берега, примерно в том же самом месте, где напугал меня сегодня утром своею безголовостью и чтением стихов. Бордовый, чуть приплюснутый квадрат его неимоверно маленькой, смешной палатки виднелся на пригорке лугового скоса, фактически являвшегося громаднейшим подпятником высокого крутого берега, поросшего, словно рыжею гривою, лесом.

Подле "камней" у воды, будто статуэтки, замерли фигурки пареньков в их светловатых курточках. Палатки позади них не было, и, получалось, оба находились сами по себе, без присмотра взрослых. Берег был совершенно пустынным. Лишь около Мокрого рога вдали кто-то запалил костер: сизая струйка дыма зависла над прибрежным, начинающим желтеть кустарником.

"Молодцы!.. Во всяком случае - не сони-лодыри, коль поднялись-пришли столь спозаранку и даже если оставались на ночь. Уж лучше удить-рыбачить, чем слоняться-шалопайничать!" - с уважением подумалось о пареньках, а заодно - с укором о беспечности родителей, отпустивших, столь пока еще сопливых пареньков, без присмотра взрослых, на Оку - на столь опасную реку.

Очередной "тычок" был почти напротив парома. Щелчок был столь внезапным и молниеносным, что даже не успела среагировать рука. Моя подсечка с опозданием - в чем можно было бы не сомневаться - была безрезультатной. Поднял-осмотрел живца. Хватал судак. Вместо щучьих резаных ранений на рыбке был явный задир, будто старались снять-ободрать с нее его серую чешуйчатую шкурку.

Не мешкая, снова заплыл-возвратился метров на двадцать вверх, прошелся по той же линии. Поклевки не было. Заплыл еще. И - снова попусту.

Получалось, что ранний утренний клев, как и вчерашний, оказывался тоже хилым, слабым. Рыба явно брала с опаской.

К тому же - полная предубежденность многих рыболовов в том, что утренний клев является лучшим! Часто рыба начинает брать-ловиться с девяти и даже с десяти часов! Какой-то год приезжал рыбачить лишь после обеда, поскольку в первой половине дня та "не отзывалась" вовсе! И рекордным в жизни, как запомнилось, был именно вечерний клев! За три с половиной часа - двадцать семь килограммов отменного, крупного судака... Вот так прикатил тем летним вечером поплавать-отдохнуть часок-другой!