Наталья Александрова - Зелье сатаны

Занавески на окне снова качнулись, в комнате потемнело, и лицо загадочного человека, скрывшись в тени, обрело окончательную определенность. Он шагнул к Старыгину, легко и грациозно взмахнул левой рукой.

Удар необыкновенной силы отбросил Старыгина в сторону. Упав в угол комнаты, как сломанная кукла, Дмитрий Алексеевич попытался встать, но ноги его не слушались.

С отстраненным любопытством, как будто все это совершенно его не касалось, Старыгин смотрел, как странный и страшный человек запустил руку в пролом стены.

Сначала он вытащил оттуда небольшую картину в узкой позолоченной раме. Старыгин узнал левую часть итальянского диптиха – огромное колесо уробороса, катящееся по мрачной равнине.

Отставив картину к стене, человек снова запустил руку в нишу.

На этот раз он вытащил оттуда черную шкатулку, обитую серебряными пластинами.

Руки незнакомца дрожали, когда он открыл крышку шкатулки.

Комната наполнилась тусклым золотисто-зеленым сиянием, какое бывает в солнечный день на морской глубине.

На черном бархате шкатулки покоился браслет – золотистая змейка, кусающая себя за хвост!

– Уроборос! – прошептал Старыгин едва слышно.

– Уроборос! – повторил, как эхо, таинственный человек, в котором, как уроборос в черной шкатулке, была заключена Лидия.

Он – или она – повернулся к Старыгину, сделал шаг, схватил свободной рукой кувалду, поднял ее…

– Лидия, не надо! – вскрикнул Старыгин умоляюще.

И снова по знакомому и незнакомому лицу пробежала судорога, снова сквозь мужские черты проступило прекрасное лицо Лидии. Она выронила кувалду, сделала еще один шаг и ударила Старыгина сильной горячей рукой в висок…

На Старыгина обрушилась глубокая темнота, тяжелая, как могильная плита.

В гулкой тяжелой темноте мелькнул далекий отблеск света, затем прозвучал едва слышный голос:

– Очнись! Очнись!

– Не хочу… – пролепетал Старыгин едва слышно.

Ему было так хорошо, так спокойно в этой тьме. Здесь не было боли, не было страха и смерти. Только покой, бесконечный покой…

Но назойливый голос повторял:

– Очнись!

И он приоткрыл глаза.

Тут же на него обрушилась боль, боль и ужас.

Он вспомнил все. Вспомнил человека с меняющимся лицом, человека с кувалдой… вспомнил мертвые глаза экономки… это было слишком дико, слишком невероятно, чтобы быть правдой. Может быть, все это ему только померещилось? Привиделось в тяжелом сне, из которого он вырвался с немалым трудом?

Над Старыгиным склонилась тонкая гибкая фигура, приложила к голове мокрое полотенце. Боль немного стихла. Дмитрий Алексеевич разлепил пересохшие губы, прошептал:

– Где… где тот человек?..

– Не беспокойтесь! – ответил ему удивительно знакомый голос. – Вам нельзя волноваться…

– Кто вы?.. – прошептал Старыгин и тут же догадался. – Вера? Вера Антоновна?

– Да, это я, – подтвердила женщина. – Что здесь случилось?

– Здесь… здесь был человек… – Старыгин приподнялся, завертел головой. – Где он? Он ушел? Где уроборос?

– Что? – удивленно переспросила Вера. – Какой еще уроборос? Как вы себя чувствуете?

– Как ни странно, не так уж плохо!.. – отозвался Старыгин и встал, придерживаясь за стену. Комната поплыла перед его глазами, но такой мучительной боли, как в первый момент, не ощущалось.

Он огляделся. Это была та самая комната, кабинет хозяина квартиры, а прежде – жилище Якова Романовича… значит, и все остальное ему вовсе не померещилось…

Старыгин застонал.

Вера озабоченно взглянула на него, стерла полотенцем кровь со щеки.

– Вы можете идти?

– Могу, – неуверенно ответил Дмитрий Алексеевич и сделал шаг.

Голова кружилась, но ноги держали его.

Он повернулся к стене, к тому месту, которое крушил человек с кувалдой. В стене зияла огромная дыра с неровными краями.

Значит, все это ему действительно не померещилось, все это существовало на самом деле – человек с кувалдой, человек с двумя лицами… итальянская картина, уроборос…

Сейчас ни картины, ни шкатулки с уроборосом не было. Их унес тот человек…

– Я вызвала милицию, – проговорила Вера, поддерживая его. – Если вы можете идти, давайте спустимся ниже этажом. Там живет одна женщина. Там вам будет спокойнее и безопаснее…

Старыгин оперся на ее плечо и медленно пошел к выходу.

Он был пока слишком слаб, чтобы возражать. И он пока не знал, что делать дальше.

Они покинули страшную квартиру.

Сверху доносились несмолкающие звуки ремонта, по лестнице сновали рабочие с мешками и носилками, которым не было дела до странной парочки – бледного человека с запекшейся кровью на виске, опирающегося на плечо хрупкой женщины.