Петр Ингвин - Ольф. Книга первая [publisher - SelfPub.ru]

Быстрое сканирование взглядом, секундное раздумье… Внимание привлекли очки на прикроватном столике – старые, в роговой оправе.

Вернувшись на корабль, я проследил за девочкой. Из подъезда она вышла уже с подружкой – видимо, из другой квартиры этого дома. Весело болтая по-французски, обе двинулись в направлении недалекого отсюда вокзала. Уж не в Монте-Карло ли намылились, или в Канны – на песочке понежиться? На электричке по полчаса пути в разные стороны. А мне вообще три секунды. Лететь так далеко охоты не было, следить дальше – тоже. Обогнав, я нашел местечко для незаметного десантирования и, прихватив Сусаннину видеокамеру, двинулся навстречу.

– Уважаемые мадмуазели, кто-нибудь из вас знает русский?

Вокруг полно народа, и девочки не испугались разговора с незнакомцем.

– Я знаю, – призналась племянница Филозова. – Чем-то помочь? Вы заблудились?

Мы стояли у входа в небольшой отель, что занимал один подъезд длинного трехэтажного дома. Мимо проносились люди. Суетились носильщики. Я демонстративно включил камеру и, отведя руку вбок, поймал в кадр себя вместе с девушкой.

– Хочу послать видеописьмо родственникам. И чтоб местная красавица передала родине привет. Скажете несколько слов?

– Любых?

Она добавила что-то по-французски, обе захихикали.

– Абсолютно, – разрешил я.

Девочка не стала блистать оригинальностью, а просто помахала в объектив ладошкой:

– Привет, родина!

– Спасибо! Мерси!

– Не за что.

Прежде, чем покинуть Лазурный Берег, я сделал еще кое-что, совсем не типичное для себя. Прямо-таки отвратительное. В другое время за такое башку бы любому отвинтил.

Корабль завис в полуметре над клумбой с цветущими розами. Как совесть не пинала подзуживаемый тестостероном организм, руки выворотили целый куст с корнями, и только тогда с чувством выполненного долга я погнал корабль подальше в горы. Там, на одной из вершин, я и заночевал – с видом на красивейший древний городок, отринувший современность.

Впервые за несколько дней я спал в одиночестве. Ноющая боль скрутила сердечную мышцу, выжимая, как прачка тряпку. Оказывается, я привык к непритязательному обществу Челесты, и теперь ее так не хватало…

Вот же, дьявольщина. Сознание грезит об одной… а успевшее соскучиться по ежедневным встряскам тело – о другой. Одно стремится к звездам, второе – к уюту и тихой взбалмошной радости. Как последнее сочетается между собой? Не знаю. Но что оно – такое – бывает, теперь знаю твердо.

Проспав до обеда, потом я еще некоторое время валял дурака, собираясь с силами. Как одиноко, оказывается, одному. Не на кого сердиться, некем любоваться. Некому на жизнь пожаловаться. Тоска.

Глянув еще раз на отменные горно-морские пейзажи, я взял курс на дом с данным себе зароком обязательно вернуться сюда вдвоем с… кем-нибудь.

«Дом» – это в понятии страны. Домой – то есть, к себе, в Россию. А уж в России, оказавшись над широкими безлюдными (по европейским меркам) просторами, сначала – в Запрядье, что звало и манило к себе, как «Газпром» карьериста.

С высоты деревня казалась рассыпанным набором кубиков. Подлетая, я заглядывал в окошки. Из-за времени года и намного более раннего часового пояса, чем средиземноморская Франция, в домах горел свет.

Прикольно. Как в телевизоре. Реалити-шоу. Здесь пьют, здесь буянят, здесь читают, здесь сами не могут оторваться от телевизора. Вот знакомую мне Саньку лупцует по закромам законный супружник. Вмешаться? Но у нее такое лицо, что не рискну лезть в чужие разборки. И правильно – Санька заняла круговую оборону, добралась до скалки и атака захлебнулась. Последовало контрнаступление.

А вот здесь…

– Стоп!

Корабль замер раньше, чем я открыл рот для произнесения этой команды. В глубине помещения под сводами низкого бревенчатого потолка сидела Полина. Грустная. Сосредоточенная. Взгляд направлен в выключенный телевизор. К ней вошла женщина. Перекинувшись парой слов, они вместе занялись хозяйством.

Выбрав в огороде свободное местечко поближе к окнам, я вкопал в холодную осеннюю землю розовый куст.

Подумает, что это Альфалиэль? Пусть. Если тот существует, он откроет ей истину. Не станет же бог присваивать чужие подвиги. Какой он тогда бог? А если не существует – значит, со временем истина откроется сама. Я никуда не спешу.

А если догадается, что это я…

Никчемные мечты сразу ушли на второй план, когда рукояти управления послали корабль вверх.