Фёдор Быханов - Чужое лицо

Увидев, что и ткань его полотенца тоже украсили темные разводы машинного масла, уязвленный стюард, тем не менее, вполне ровным голосом, будто ему всегда, подобным образом, в полёте хамят пассажиры, добавил:

— Еще одно чистое полотенце имеется в туалете.

И даже указал рукой:

— Там же, кстати, можно и руки хорошенько вымыть с мылом перед обедом.

— Ладно, ступай за жратвой, без тебя разберусь! — рыкнул на него сеньор Грилан. — Да принеси мне всё самое вкусное по своему выбору.

Что касается, ранее поданной ему папки с тиснёной надписью «Меню» на кожаной обложке, то кабальеро Мануэль отшвырнул её от себя прочь, прямо под кресло:

— Не очень-то мне хочется перечитывать эту заумь.

С удовольствием поднявшись с кресла, в котором еще не пробыл и часа, он пошел в хвост самолета. По пути плотоядно ухмыляясь тому, как заводными болванчиками вскакивали перед ним с пола на ноги охранники, освобождая ему дорогу.

— Приятно, когда тебя уважают, — теплой волной окатывало сердце новоявленного начальника рейса. — Понимают ребята, какие мне даны доном Луисом полномочия — если что не так, то и пулю в лоб могу пустить!

Так и прошел он те несколько шагов, что отделяли пассажирские места до конца салона, где в хвостовой части самолета находилась небольшая туалетная комната.

Отдернув в сторону шелковую занавеску, Мануэль резко рванул на себя ручку легкой алюминиевой дверцы.

И тут же что-то стремительно втащило его вовнутрь.

Не позволив, совершенно ничего поделать по этому поводу, невольным свидетелям странной сцены.

Миновало еще несколько томительных мгновений, сопровождаемых звуками борьбы, которые доносились из туалета и вот уже «руководитель рейса» появился обратно.

Только теперь он уже совсем не был похож на себя самого прежнего — самовлюбленного кабальеро. Горбоносая загорелая физиономия с усами и бородкой-эспаньолкой красовалась свежим кровоподтеком. И он синим ореолом набухал вокруг, и без того оплывшего от удара глаза.

Перемены оказались и в действиях латиноамериканца.

Теперь он шёл по самолёту, не прежней вальяжной походкой самовлюблённого человека, а с видом опешившего пленника, заложив за голову поднятые руки.

— Всем не шевелиться, оружие бросить на пол! — скомандовал шедший следом за Мануэлем с грилановским же пистолетом, взятым наизготовку, Фрэнк Оверли.

Конвоир еще плотнее приставил ствол к голове пленника:

— И без шуточек, не то мигом пущу в расход вашего дражайшего предводителя.

Решительный вид бывшего помощника окружного прокурора и жесткие нотки в его голосе подсказали всем:

— Шутить он не намерен!

На пол, укрытый ворсистым ковром, с легким стуком попадали пистолеты охранников.

И уже о них лязгнуло несколько легких автоматов «Узи» — любимого оружия людей дона Луиса.

— Эй, ты! — крикнул Фрэнк Оверли тому, кто стоял рядом с креслами пленников. — Вот ключ, скорее освободи мальчишку и профессора от наручников.

Блеснув в лучах электрических ламп, туда полетела связка ключей, только что, изъятых бывшим сыщиком у Грилана.

Когда все, что велел Оверли, было исполнено, Фрэнк обратился с конкретным предложением к обоим Коленам:

— Соберите оружие и несите его сюда.

— А ты, мразь, — толкнул он стволом упущенного «Магнума» в безвольно поникшую перед ним спину Мануэля. — Вели экипажу поворачивать обратно, в аэропорт вылета.

Следующие слова воскресшего из мёртвых, правоведа казались уже всех находящихся на борту:

— Так, как посадку будем производить там же, откуда взлетели, то приготовьтесь оказаться за решёткой, чтобы ответить по всей строгости закона за попытку похищений двух и более человек!

Фрэнк заметил, вышедшего в салон пилота корабля и уже остальные слова адресовал лично ему:

— Заодно предупредите по радио полицию, чтобы встречали её сотрудники всех вас с полным комфортом.

Глаза, сиявшие от восторга, вмиг разительно изменили, только что бывшее крайне печальным, лицо подростка.

Алик от счастья, переполнявшего его с внезапным появлением друга, словно стал выше на голову.

Особенно после того, как обнявший его Фрэнк протянул один из захваченных у преступников пистолетов:

— Этот тебе, а те, другие, пусть возьмет профессор и тоже держит на мушке эту банду.

Когда те поступили согласно его предложению, Оверли вновь заговорил так громко, чтобы его слова услышали все окружающие:

— Теперь ваша кампания на собственной шкуре должна узнать — как это хорошо чувствовать скорый прилёт пули на собственном лбу.