Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Поздние вечера мы с Доменикой проводили в нашей спальне, укутавшись в одеяло, отпивая из хрустального бокала сладкое вино из морошки — оно было единственным из местных алкогольных напитков, которые могла пить моя возлюбленная — и рассматривая ледяные узоры на окнах. Потом мы просто целовались — до полуночи, без ума и совести, но на дальнейшее я не смел претендовать: Доменика не меньше меня и остальных Фосфориных следила за моралью и нравственностью во время поста. В связи с чем мне пришлось смириться с тем, что моя супруга теперь вновь стала надевать на ночь рубашку — только теперь льняную, которую подарила ей Степанида. Доменика утверждала, что даже «виртуозам» положено воздерживаться от постоянного контакта с женщиной, а контакт в последнее время был именно постоянный, поскольку все шесть или семь часов сна я проводил в обнимку с обнажённой супругой.

Но вот меня она не смогла уговорить спать в «балахоне», в итоге моей пижамой на этот период стали короткая льняная рубашка и такие же штаны, настолько просторные, что я в них просто тонул. «Пижаму» мне любезно предоставил один парень из прислуги, Сенька, с которым я успел подружиться за это время. А ещё я перенял у родственников дурную манеру разгуливать по дворцу в халате поверх этого «одеяния хиппи». Ну и что? Вон, даже нормальные парни, вроде Данилы с Гаврилой, так же, как и Пётр Иванович, большую часть времени проводили в халате, да ещё и на голое тело. Но до меня вскоре дошло, что это вовсе не было их безумным капризом: панталоны европейского покроя были довольно тесными и плотными настолько, что их хозяин, когда присаживался на стул или кресло, получал не самые приятные ощущения. Ткань натягивалась вплотную, а швы врезались в самые чувствительные области. Наверное, только я не мог понять на сто процентов весь этот ужас — Мишкины штаны в центральной части были мне великоваты, поэтому я не испытывал в них подобных ощущений — они просто висели мешком по центру. А вот ребята, скорее всего, испытывали и, не желая уподобиться таким как я, просто частенько игнорировали этот необходимый элемент гардероба.

Уроки танцев Даниил Петрович тоже проводил в халате, и делать замечания было бесполезно. Учитель из него оказался крайне жестокий, но методика его оказалась на удивление эффективной: к концу ноября я наконец-то научился танцевать аллеманду. Возможно, я бы не обращал внимание на эту вопиющую жестокость — подумаешь, подзатыльники! — если бы он проявлял её только по отношению ко мне. Но я не мог смотреть на то, как этот безумный балетмейстер бранит и бьёт собственную жену, которая, между прочим, ждёт от него ребёнка! Пётр Иванович, увидев это безобразие, при мне и Евдокии отходил его розгами, бросив страшную фразу: «Ты что?! Хочешь, чтобы она в третий раз потеряла плод?! Выкинет — выкручу тебе!»

Я пребывал в шоке и ужасе, созерцая эту сцену семейной жестокости, смотря, как Пётр Иванович с безразличным видом хлестал сына по спине и заднице, а тот лишь скрипел зубами от боли, не давая эмоциям выхода. Когда князь Пётр закончил экзекуцию и вышел из помещения, я едва сдерживался, чтобы не подойти к Даниле, на спине которого проявились капли крови, и не утешить. Но я не знал, как это сделать, поэтому просто бросил ему взгляд, мол «не падай духом».

Наступила вторая неделя поста, и я с нетерпением ждал новостей от своей Доменики. Шутка ли! Прошло столько времени, а в пользу успешного зачатия ничто не свидетельствовало. Но вот когда у моей возлюбленной, прекрасной супруги наступила очередная фаза под названием «я самый больной в мире человек», я понял, что наша безумная авантюра завершилась безуспешно. Мы, то есть, я — придурок-кастрат Александр Фосфорин и неопытная, воспитанная с «виртуозами» и лишённая любой информации по поводу естественных процессов, Доменика — не смогли зачать ребёнка, воспользовавшись биоматериалом Петра Ивановича. И теперь нам предстоял неприятный разговор на эту тему, возможно и с подзатыльниками.

В течение поста обращаться за помощью к князю было бессмысленно, вряд ли он согласился бы в это время предоставить нам очередной бокал с драгоценным сырьём. Поэтому я, несмотря на то, что продолжал работать над машиной времени, больше не торопил свою возлюбленную и своего предка, планируя вначале добиться какого-либо результата, а потом уже совершать безумные поступки. А успехи мои, надо сказать, пока что оставляли желать лучшего, и я изо всех сил старался не показывать вида, когда впадал в жуткое отчаяние.