Роберт Беннет - Город клинков

– Все наши карты биты, – тихо говорит она. – Кроме одной. Но я даже отдаленно не представляю, что мне с ним делать.

– Делать с чем? – удивляется Сигруд.

Она смотрит на него и решительно, играя скулами, говорит:

– Меч Вуртьи.

И описывает, как тот выглядит.

– И что ты будешь делать с этим мечом?

– Я не уверена… но знаю наверняка, что это оружие ужасной разрушительной силы. Я просто не понимаю, как его активировать… Может, чтобы он заработал, нужно подойти близко к адептам – не знаю, он же частично и на них замкнут. Но если Бисвал его забрал, высок шанс, что он лежит там же, где остальные мечи. То есть мы опять приходим к тому же: лаборатории и личные комнаты Бисвала.

– Значит, план не поменялся.

– Ох, нет, еще как поменялся! – говорит Мулагеш. – Нам нужно в два раза быстрее шевелить ножками! Вперед!

Мулагеш то и дело оглядывается, пока поднимается по лестницам в комнаты Бисвала. Подкрадываться сложно – все эти сирены продолжают завывать, из-за них не услышишь, есть кто впереди либо позади или нет. Но пока тут никого нет. Сигруд правильно решил, что все побежали на стены.

Наверняка Бисвал не станет держать мечи в своем временном офисе на вершине башни. А вот где офицерские комнаты – известно. Известно также, что в форте Тинадеши тесновато, поэтому есть шансы, что комнаты Бисвала находятся там же.

А ведь она правильно рассудила: шагая по очередному пустому коридору, она слышит голос, бормочущий у нее в голове:

–…и наши мечи пали на них, подобно дождю…

Мулагеш стискивает зубы и идет вперед. Жуткое бормотание мечей становится все громче. Теперь ей попадаются двери одна другой красивее, и вот она уже стоит перед толстой дубовой створкой с бронзовой ручкой.

Она пробует повернуть ее – не заперто. И она открывает ее.

Шепот голосов накатывает на нее океанской волной. Комната за дверью большая и просторная, в камине, как это ни странно, горит огонь – а потом Турин замечает, что она не одна в комнате.

Лалит Бисвал стоит у эркера в дальней стене, сцепив руки за спиной. Между ним и Турин – многочисленные стойки с мечами Рады, и все они шепчут и бормочут в голове у Мулагеш.

Она стоит неподвижно, не зная, что делать. Она-то думала, что он пойдет на стены вместе со всеми.

Тут Бисвал произносит вслух:

– Они говорят только с теми, кто убивал, не правда ли?

Мулагеш некоторое время колеблется, а потом заходит, прикрывает дверь и запирает ее. Вытаскивает из кобуры пистолет и поворачивается к нему:

– Да. Это правда.

– Я тоже так подумал, – говорит он. – Многие солдаты здесь считают, что это просто игра воображения.

Он поворачивается и смотрит на нее, склонив голову к плечу, прислушиваясь к голосам и налетающему волной вою сирен.

– Началось.

– Да.

– Тогда зачем ты здесь, Турин? Да, я сделал это. Выстрелил первым, и началась война. Она должна была начаться еще давно. Точка невозврата пройдена.

Голос у Бисвала мягкий и безмятежный, а глаза затянуты дымкой, словно он принял какой-то наркотик. Он смотрит на пистолет в ее руке:

– Ты застрелишь меня?

– Только если придется. – И она оглядывает комнату в поисках меча Вуртьи.

Жилая комната оказывается не столь аскетичной, как Мулагеш себе воображала: тут и удобная кровать, и картины, и стол красивый, и даже наполовину заставленная книгами полка.

– Ты это ищешь? – спокойно спрашивает Бисвал.

И достает из кармана что-то маленькое, черное, изогнутое и странное на вид – что-то, что можно принять за человеческую руку, сомкнувшуюся на пустом месте, только если посмотреть под определенным углом.

Увидев меч, Мулагеш застывает на месте.

– Что это? – спрашивает он.

Она не отвечает. Самое главное, непонятно, вооружен он или нет: пистолета и кобуры не видно, и это как-то странно.

– Что это за вещь, Турин? Мы нашли ее при тебе в доме Смолиск.

Мулагеш начинает медленно двигаться к нему.

– Я почувствовал, как он задал мне вопрос, – мягко произносит он. – Он говорил со мной, пока я нес его в кармане, когда зазвучали сирены, когда я понял, что случилось. Это было настолько удивительно, что мне пришлось уйти.

Мулагеш крепче сжимает пальцы на пистолете:

– Что он сказал, Лалит?

– Он что-то спросил у меня – спросил: я – это он? Он спросил, являюсь ли я… этой вещью. Вещью, которую держу в руке. А может, он спросил, является ли он частью меня. Или я – частью него. Я не очень понял. Не знал, что ответить. Что это, Турин? Что ты нашла, скажи.