Эл Ригби: Сказки чужого дома

Ласкез торопливо помотал головой, хотя на самом деле внутри что-то дрожало. Видимо, не только внутри, потому что Роним нахмурился. Выпрямился, придвинулся ближе. Пальцы коснулись волос.

– Прости меня. Видимо, совсем замотался. Даже не смог тебя дождаться.

Мальчик постарался улыбнуться. Выпустил книгу, развел руками, как бы отвечая: «Ничего». Серый детектив пару раз провел по его взъерошенной макушке и с явным усилием сделал вдох. Ласкез открыл тетрадь и написал:

«Иди спать».

– Да не бери в голову. Мы много работаем. И со мной бывает, что я отключаюсь.

«Ты всегда видишь такие сны?»

Роним посмотрел в упор. Ласкез не отвел взгляда. Нахмурился, копируя выражение лица сыщика.

– Я говорил во сне?

«Ты пытался кого-то спасти. Свою… семью?»

Мальчику было не по себе, но на самом деле он был рад возможности спросить. Все это время, все дни вместе Ласкез очень боялся простой вещи. Узнать, что у Ронима дома полно детей. Которые намного лучше, умнее, а главное…

…Родные. И говорят.

– Нет, Ласкез. Я просто слишком близко знаю смерть. Помню много страшных историй. Тем более страшных, что все они случились наяву и могут повторяться во сне.

Ласкез кивнул. Не зная, что еще сделать, он вытащил из кармана маленькую коробку леденцов и протянул сыщику. Тот негромко рассмеялся. Смех был спокойным, но каким-то надломленным.

– Благодарю. Но я не люблю сладкое.

Тогда он вынул из другого кармана пачку сигарет. Роним удивленно сдвинул брови.

– С ума сошел? Давай сюда, тебе еще рано.

Ласкез спрятал сигареты за спину и быстро написал:

«Это от старших. Они прячут всякие такие штуки, отдавая нам. У нас не ищут».

Роним с сомнением наклонил голову к плечу.

– Ты мне не врешь?

Мальчик насупился и тут же заметил, что взгляд серопогонного потеплел.

– Ладно, извини. Много успел прочитать?

Остаток вечера прошел как всегда. Как многие другие вечера после. Сон постепенно забылся, тем более все записи о нем делались карандашом и были стерты.

…Он лежал и смотрел на качающиеся светильники. За окном проносились мимо рыжие фонари. Пахло морем: Олень ехал вдоль самого берега, периодически подавая встречным собратьям гудки. Таура спала. Бумажные мышки стояли рядом с двумя стаканами в золотых подстаканниках. Шпринг начинала иногда возиться во сне, чудом не падая с койки.

Поняв, что не уснет, Ласкез встал и вышел в широкий вагонный коридор, тоже весь узорный и вызолоченный, как подстаканник. Дорожка ковра под ногами была белой и напоминала снег. Ноги утопали в густом ворсе.

Ласкез надеялся, что в коридоре будет пусто: если кто и не спит, то допивает что-то за столиком в вагоне-ресторане. Он собирался немного пройтись – размять ноги и подумать… хорошенько подумать. О Тэсс и Джере, о Рониме, о полузабытом сне, который…

– Простите. У вас не найдется закурить?

В конце вагона у открытого окна стояла женщина. Высокая, худая и жилистая, она с тоской разглядывала уже почти дотлевшую сигарету в своей руке. Видимо, последнюю.

– Извините, нет. – Он сделал несколько шагов навстречу. – Не курю.

Женщина огорченно улыбнулась. Рот был ярко накрашен, но в сочетании с угольной подводкой век это почему-то не выглядело вульгарным, как у многих девчонок Крова. Светлые волосы выбились из высокой прически, удерживаемой искусственными цветами-заколками. Цветы были оттенка запекшейся крови, глухое платье – коричневым. Румяна и пудра мешали определить возраст. Женщина могла быть как моложе ла Довэ, так и старше.

– Что ж, – сказала она. – Тогда поболтайте со мной.

Отказывать было неудобно. Может, потому что ее карие глаза слишком внимательно и властно смотрели. Ласкез подошел.

– Я скучный собеседник, ла.

– Многие интересные знакомства начинаются именно с таких слов, – откликнулась она. В последний раз затянулась и выкинула окурок. – Не замечали?

Он кивнул, предпочитая промолчать. Ласкез не совсем понимал, что делать. Ему не хотелось представляться, а не представиться было невежливо. Выдумать имя? Глупо… Но, кажется, незнакомка догадалась. И, возможно, разделяла нежелание называть себя. По крайней мере, сразу спросила о другом:

– Путешествуете праздно или по делу?

– Едем к… друзьям детства. А вы?

Она положила руку на длинный поручень и устроила на ладони подбородок. Кожа была гладкая и ухоженная, в ухе искрился ромб длинной серьги.

– Еду от… друзей юности. Домой. В Аджавелл.

Ласкез решил не говорить, что выходит там же. Опять кивнул. Невольно принюхался: от женщины пахло ароматной водой. Другой, не той, которой душились девчонки. Тяжелой. Это словно был запах прожитых юнтанов. Точнее, видимо, лучших прожитых юнтанов.