Елена Ершова: Ихтис

Очередной удар сотряс церковь, как спичечную коробку. Перекрытия хрустнули, надломились, и что-то рухнуло совсем рядом, обдав Андрея пылью и щепками.

Видение пропало, и вместо дороги и пустыря он увидел рядом с собой серое лицо Степана Черных. На приоткрытых губах коркой запеклась кровь, стеклянные глаза смотрели строго, будто спрашивали: «Ну что ж, Андрей, пробудившийся из мертвых. Стал ли ты мечом разящим или рука твоя ослабела? Повел ли за собой стада мои? Забрал ли Слово? Эх, ты! Не пророк, а червь жалкий! Судьба твоя стать не спасителем, но кормом…»

Дрожа от отвращения и злости, Андрей отпихнул от себя труп, и сам быстро-быстро, как ящерица, пополз к порогу. Еще немного. Вон виднеются вросшие в могилы голбцы, и белый кнут молнии пляшет над ними.

Новый толчок был такой силы, что стены церкви задрожали и хрупнули, как леденцы. Таким был удар, смявший бок отцовской легковушки…

«Пожалуйста! Только не снова!»

Зажмурившись, Андрей вывалился в прохладу и сырость. Но даже сквозь сомкнутые веки увидел, как небо раскололось надвое. И там, в прорехе, сверкнула огненная нить.

Она протянулась от самых туч до черного креста Окаянной церкви.

И крыша вспыхнула, как хворост.

– Вижу, вижу! – заверещала вдруг какая-то женщина. Поднявшись с земли, она смотрела в небо, изумленно разинув рот. – Грядет архангел Уриил с дланью пламенной! Несет нам, грешным, Божий свет! – она засмеялась, и вслед за ней двое мужчин вскинули обезумевшие лица. Отблеск огня вычерчивал на коже острые тени. – Ах, благодать! Сколь ярок свет и сколь сильна любовь Божья!

Прогоревшая крыша надломилась, и крест рухнул вниз, а лицо женщины перекосило.

– Жжется, жжется! – вдруг закричала она изменившимся голосом. – Ох, ослепла-а!

Вскинув руки, она вонзила пальцы в глаза.

Андрей отвернулся, только услышав, как воздух наполнил исполненный муки крик. Тяжело дыша, ухватился за ближайший крест. Сырое дерево крошилось под рукой, перед глазами выплясывали белые змейки.

– Ты слышал? – донесся со стороны простуженный мужской голос. – Слово-то на бабий крик похоже, когда ее того… на лавке…

– Дурак! – ответил ему другой. – То баба и орет. Вишь, спятила? Тебе бы только о шалавах думать. А Слово – что песня ангельская. Чистая и непорочная.

– Чья бы корова мычала! Ты сам ни одной юбки не пропускал! Откуда теперь праведность взялась?

– А тебе откуда про баб знать? Я слышал, ты по мужской части.

– Я? – окрысился простуженный и ударил второго в ухо. Тот зарычал, перехватил руку, вывернул. Захрустели кости, понеслись хрипы и мат.

Андрей отлепился от креста и побрел мимо могил. Ноги заплетались, цеплялись за корни и надгробия. По земле ползали растерянные люди. Смеялись, срывали с себя одежду, стонали, катаясь по мху.

– И я взглянул, – бормотал сидящий на могиле мужчина, в котором Андрей признал брата Маврея. Через порванную рубашку виднелись царапины, некоторые уже кровоточили, но Маврей продолжал скрести свою грудь и говорил, говорил: – и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «Смерть», и ад следовал за ним…

– Смерть, смерть, смерть… – бубнила молодая девушка, с каждым словом прикладываясь лбом к замшелому камню. Камень уже повлажнел от крови, и кровь текла из разбитого черепа…

…дыра в нем похожа на пробитый радиатор, с него капает и капает охлаждающая жидкость. Воет, надрываясь, сирена. Мерцает проблесковый маячок: красный – огонь, синий – молния…

– И я услышал одно из четырёх животных, – срываясь на хрип, продолжал Маврей, – говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. И я взглянул…

Он замер и уставился перед собой, широко раскрыв глаза. Андрей повернулся и похолодел: церковь теперь была вся объята пожаром, хрусткие стены ломались и падали, словно кто-то сминал их огромными пальцами. А на фоне огня стояла – вся в белом, – Акулина.

– Взглянул, – продолжал гнусавить Маврей, – и узрел архангела Рафаила, одного из семи архангелов Божиих. В одной руке у него сосуд со снадобьем, в другой – рыба.

Акулина подняла руку и ткнула указательным пальцем вверх.

И тотчас с неба, как из сита, хлынул ливень.

Земля под ногами вспучилась волдырями, вода забурлила, потекла меж могилами, таща за собой лесной сор. И чьи-то невидимые руки толкнули Андрея в спину, словно подтверждая слова обезумевшего:

– Иди и смотри!

– И я вижу целителя! – закричала женщина, поспешно поднимаясь на ноги. Ноги путались в мокром подоле, влажные волосы липли к щекам, по которым катилась не то вода, не то слезы. – Зовет, спаситель наш!