Анна Каньтох - Дьявол в башне

Дарнис беспомощно покачал головой.

— А шрам на лице Юлианы? А Дьявол?

Темные глаза молодого человека заблестели.

— Я хотел бы провести эксперимент.

Доменик Джордан говорил вежливо, не повышая голоса. Несмотря на это, Эмма Маривел слушала его с побледневшим лицом, а Дарнис думал, когда же она вызовет лакея, чтобы вышвырнуть лекарей за двери. В углу, скрывая лицо в тени, сидела Юлиана. Сейчас на ней не было скрывающей лицо вуали.

— Зря вы, госпожа, такая скромная, — сказал Джордан. — Зачем рассказала о геройстве сына, если куда большую отвагу и ум выказала ваша дочь?

— Дочь? — переспросила она очень напряженным голосом.

— Да, дочь. Донья Юлиана не принимала участия в ночной вылазке в башню. Маленькие мальчики редко делятся своими тайнами со старшими сестрами. Но только она узнала о несчастном случае, действовала, не колеблясь. Если в полночь в башню вошли двое, а утром у одного свернута шея, а второй жив и здоров, то, госпожа со мной согласится, выглядит это несколько подозрительно. Однако, если в башню вошли трое: один погиб, вторая ранена, а третьему удается спастись. К тому же, слова мальчишки подтверждает его рассудительная сестра…В этом случае даже история о Дьяволе звучит правдоподобно. Мысль с ранами на лице была великолепна, я бы сказал — дьявольски великолепна. Граф Валадур не усомнился, что его сын стал жертвой Дьявола. Трудно добиться справедливости, если в игру вступают адские силы. Донья Юлиана понимала, что ценой боли и обезображивания, может обезопасить брата. И не колебалась. Вот и меня удивляет. Вы, госпожа, должны гордиться дочерью, а не сыном.

Эмма Маривел подошла к молодому человеку и посмотрела на него пылающими от ярости глазами. Дарнису показалось, что она может его ударить.

— Если вы знаете так много, господин медик, или кто вы там на самом деле, то догадайтесь, что я все это выдумала. Вся заслуга Юлианы — в подставлении щеки и в том, что сказала то, что я ей приказала сказать. Эта испуганная бедняжка могла бы проявить отвагу? Ясность мысли? Смешно. Я спасла сына, и меня он благодарил, целуя руки.

— Благодарил! — заверещала Юлиана, вскакивая из кресла. Она подошла к матери. — Так благодарил, что в годовщину смерти Кристиана повесился в той проклятой башне. Но даже тогда ты не оставила его в покое. Приказала мне уничтожить веревку и предсмертное письмо, которое он написал. После смерти Кристиана всем хвалилась, какой у тебя замечательный сын, который спас сестру и пробовал спасти приятеля. А он не мог этого вынести. Твой любимый сын поблагодарил тебя, влезая в петлю.

Донна Эмма ударила дочь по лицу. Юлиана вскрикнула и пошла на мать, молотя маленькими кулачками, но победить эту женщину она шансов не имела. Донна Маривел схватила дочь и тряхнула как соломенную куклу.

— Заткнись, глупая девчонка! Больше ни слова, поняла? — она ударила дочь еще раз, а затем опять — по другой щеке. Лицо Юлианы напухло от ударов и слез. — Выдумываешь глупости и хорошо об этом знаешь. Это неправда!

— Правда! Правда! — пискляво прокричала девушка.

Джордан отделил мать от дочери. В его глазах читалось удивление человека, который, бросив камень, получил лавину.

Эмма Маривел глубоко вздохнула. В отличие от дочери, она быстро взяла себя в руки. Юлиана упала на пол и свернулась клубком, плача и закрывая лицо руками.

— Повозка ждет вас перед домом. Отвезет вас в трактир. Я прощаюсь и, несмотря ни на что, благодарю вас. Моя дочь, — женщина бросила пренебрежительный взгляд на рыдающую девушку, — чувствует себя значительно лучше, если сумела устроить такой спектакль.

Она вышла с гордо поднятой головой, шелестя красивым шелковым платьем. Дарнис вздохнул и пошел к дверям. Мысль, что вскоре увидит уютный зал трактира, и своих лакея и возницу, успокаивала его.

Юлиана села и рукой вытерла опухшие глаза.

— Вы еще здесь?

Ответа не дождалась — вопрос был риторическим.

— Думаю, — тихо пожаловалась она, — что все было иначе, останься Алан в живых. Так много для него сделали, почему и он не мог потерпеть для нас немного? Почему пошел в ту башню и отнял у себя жизнь?

— Вы дали ему все. Все, кроме возможности искупить вину.

— А что вы об этом знаете? — спросила она резко, но молодой человек не дал себя спровоцировать.

— Я знаю все о вине и искуплении, — спокойно ответил он.

Она подняла руку к обезображенной шрамами щеке и посмотрела в окно, за которым снова шел снег.