Анна Каньтох - Дьявол в башне

Невысокая башня делала дом похожим на маленький замок.

Дарнис направился вглубь сада, идя по узкой заросшей тропке. Колючие ветви кустов цеплялись за рукава его плаща, а высокие деревья с никогда не стриженными кронами создавали над головой балдахин из тесно переплетенных веток и оранжевых листьев. Ощущал, будто идет по нефу костела. Неожиданно тропка закончилась, и врач оказался на круглой полянке, на которой находилось нечто. В этом творении лекарь с трудом опознал каменный фонтан. Над потрескавшейся чашей склонился Доменик Джордан.

— Нашли что-то интересное? — спросил Дарнис.

Мужчина повернулся.

— Боюсь, что наткнулся на коллективное захоронение. Можете сами убедиться, — на устах Джордана была легкая усмешка, но Дарнис не обратил на нее внимания. Ему показалось, что бледнолицый лекарь очень серьезен. Подошел ближе с замиранием сердца, изо всех сил стараясь не закрывать глаз. Посмотрел вниз.

Облегчение едва не подкосило его колени, и без того нетвердые. Потом пришел гнев — и вот так сюрприз — веселье. Врач не знал: смеяться ему или возмутиться.

В бассейне фонтана лежали игрушки: плюшевый мишка, оловянные солдатики, деревянная копия кареты, коробка из-под конфет, из которой высыпались какие-то мелочи, мяч, искривленная в гадкой усмешке карнавальная маска, конь на колесиках и множество других вещей, которые обычно можно встретить в детской. Наверное, лежали здесь уже давно. Большинство игрушек были сильно повреждены — мех мишки покрылся плесенью, материал карнавального костюма истлел, влажность стерла лица детей, которые держась за руки, танцевали на крышке коробки от конфет.

Поднятой с земли палкой Джордан перевернул на спину плюшевого мишку. У игрушки не было глаз. Кто-то их выдрал с силой, оставив дыры с клочьями. Джордан жестом указал на коня на колесиках. Дарнис взглядом проследил за вытянутой рукой и немного содрогнулся — конь также был слеп. В месте, где должны были быть глаза, кто-то ножом выколупал дырки.

Внутри дом выглядел гораздо лучше, чем фасад и запущенный сад. Тут можно было встретить как старые, заслуженные вещи, так и новую вычурную мебель. Немногочисленные слуги были одеты в легкомысленную форму, а Эмма Маривел, госпожа Ферлэя, появлялась только в платьях из парчи или из тяжелого шелка.

Все свидетельствовало о том, что, хотя лучшие годы поместья были позади, дона Эмма не желает этого признавать.

Роберт Дарнис не собирался ее осуждать. Он не скрывал, что Эмма Маривел произвела на него большое впечатление. Она была высокой, золотоволосой женщиной с высокомерной красотой, которую едва сумело победить само время. Сидя у стола, пузатый медик поедал глазами хозяйку дома, потому что при свете солнца она казалась еще красивей, чем накануне вечером.

После завтрака дона Эмма провела их в спальню дочери. Вошла первой. В полумраке склонилась над лежащей в кровати девушкой и что-то долго шептала. Дарнису показалось, что мать и дочь о чем-то спорят. Что-то перешло из рук в руки. Только после этого Эмма открыла шторы.

Дарнис чуть не вскрикнул, скорее от удивления, чем от страха. Юлиана Маривел сидела на кровати, с одеялом, натянутым по подбородок. На голове была черная шляпа с опущенной на лицо густой вуалью.

Дона Эмма вышла. Дарнис пододвинул стул и попробовал придать лицу профессиональное, подобающее моменту выражение. Будто бы осмотр девушек, прячущих лицо под вуалью было для него обыденным делом.

Джордан стал у окна. Казалось, что открывающийся вид ему гораздо интереснее, чем больная девушка.

Поощряемая Дарнисом Юлиана начала говорить. Рассказала об отсутствии аппетита, бессонных ночах, слабости, удушье в груди и сильном сердцебиении. Говорила долго и охотно, но не слишком ясно выражала свои мысли, по несколько раз повторяла одно и то же. Медик, который не мог видеть лица пациентки, следил за ее руками, на теребящие край одеяла маленькие аккуратные пальчики.

Роберт Дарнис специализировался в лечении богатых капризных дам, которым, если сказать по правде, ничего не мешало жить, кроме скуки. Он был хорош. Он был красноречив, но, что важнее, умел слушать.

Выслушивал своих пациенток, утешал их, а затем прописывал какое-то очень дорогое и экзотическое лекарство. Он давно убедился, что чем труднее добыть компоненты лекарства и чем оригинальнее оно называется, тем скорее больная поднимется с кровати.

В девяти случаях из десяти он слышал примерно тоже, что говорила Юлиана. Дарнис сказал бы, что хандрящая девица выдумала себе несуществующую болезнь, желая получить свою порцию внимания и сочувствия.