Дэниел О’Мэлли - Ладья [litres]

Исполненная внезапной уверенности, она осторожно сняла стейки с глаз и оценила результат в зеркале. Припухлость спала, но синяки оставались темными и насыщенными. Они должны были продержаться еще несколько дней и вдобавок болели. Затем она направилась в ванную смыть мясной сок с лица и волос, остановившись лишь затем, чтобы достать «Тоблерон» [2] Швейцарский шоколад треугольной формы. из мини-бара.

Через сорок пять минут она села в поджидавшую ее машину и поехала в Сити. Одежда ее была выстирана, волосы сильнее пахли цветами, чем стейками, а все мысли занимало то, что ей делать со своей жизнью. Не возникало сомнений, что они с Томас были разными людьми. Конечно, она была благодарна последней за то, что та ей оставила, но девушка, ранее жившая в ее теле, теперь могла покоиться с миром.

Повинуясь внезапной прихоти, она попросила водителя проехать мимо некоторых достопримечательностей Лондона. Проезжая рядом с Трафальгарской площадью и Собором Святого Павла, она щурила глаза, чтобы получше их разглядеть. Эти места были ей знакомы, но так, будто она только читала о них или видела на фотографиях.

Длинный черный автомобиль плавно остановился перед банком, и когда она попросила водителя подождать ее, тот согласно кивнул.

«Интересно, Томас имела такой же вкус к роскоши? Жаль, если нет – ведь она могла ее себе позволить». После завтрака она спустилась к банкомату в гостинице, чтобы проверить баланс на счетах своих карт, и пришла в трепет, увидев, сколько там отобразилось нулей. Если это было то самое богатство, о котором Томас упоминала в своем письме, то ее действительно ждала весьма комфортная жизнь. Если там было больше, то жизнь обещала стать даже чересчур хорошей.

Она выбралась из машины и поднялась по ступенькам, едва заметно оглядываясь по сторонам в поисках малейших признаков слежки. Но не увидев ни перчаток, ни просто смотревших в ее сторону людей, успокоилась и вошла в здание.

«Наверное, мне придется придумать имя. Я ведь не могу остаться Мифани Томас, если отказываюсь от ее прошлого. И я не в восторге от идеи быть Энн Райан. Пожалуй, сейчас опасно принимать решения, прежде чем я узнаю, что задумала Томас. Там может быть паспорт или что-то подобное. Хотя мне всегда нравилось имя Джин. По крайней мере, мне кажется, что нравилось».

Все еще рассуждая, она следовала по указателям, спустилась на лифте к ячейкам, открыла тяжелую деревянную дверь и подошла к администратору.

– Доброе утро, меня зовут Энн Райан, – поздоровалась она, доставая водительское удостоверение.

Администратор, поднявшись, кивнула. На руках у нее были латексные перчатки. И прежде чем женщина, ранее известная как Мифани Томас, успела произнести хоть слово, администратор дернулась и ударила ее по лицу.

Она отлетела назад, в глазах вспыхнула боль, из груди вырвался крик, похожий на свист поезда. Сквозь застлавшие взор звезды она увидела, как в помещение вошли трое мужчин и закрыли за собой дверь. Ее окружили, и один из мужчин наклонился над ней со шприцем в руке. Охваченная внезапной яростью, она ударила его между ног. Тот, взвизгнув, согнулся пополам, и она зарядила ему кулаком по подбородку. Он пошатнулся, упав на одного из своих товарищей, и она вскочила на ноги, оскалив зубы. Тут ее охватила паника: она совсем не умела драться. И все же кое-что было очевидным. Она толкнула мужчину, которого ударила до этого, прибив его вместе с товарищем к стене. Оставшийся третий и женщина стояли поодаль, будто опасаясь к ней прикасаться. Она заметила, что мужчины тоже были в латексных перчатках. Женщина бросила вопросительный взгляд на того, кто еще стоял на ногах.

Воспользовавшись этим, она подскочила к женщине, рассудив, что та окажется более легкой целью. Похоже, они не были вооружены, а женщина, казалось, единственная проявляла желание на нее напасть. Но вместо того чтобы сбить свою цель с ног, она внезапно оказалась поднята в воздух, а потом взята в какой-то болевой захват руки.

«Прости, Томас. Похоже, ты меня переоценила».

Один из мужчин подошел к ней и с силой влепил пощечину. Ее пронзила боль, и она дернулась в захвате женщины. Эта сука выжимала ее руку так, что несколько костей, казалось, уже исчерпывали свой предел прочности. Затем ее ударили кулаком.

– Ублюдки! – крикнула она.

Первый мужчина проковылял к ней, держа шприц. Боль внутри нее нарастала, а когда женщина снова дернула ее руку, вовсе взорвалась. Она зажмурилась и закричала. На всем свете не осталось ничего, кроме этого крика, заглушившего все остальное, даже саму боль. Выпустив весь воздух из легких, она осознала, что слышит только свой голос. А когда снова открыла глаза и сделала вдох – увидела, что ее больше никто не держал. Теперь четыре человека лежали на земле и неистово дергались.