Ричард Кэдри - Сэндмен Слим [litres]

Я ОЧУХИВАЮСЬ на дымящейся куче из мусора и опавших листьев на старом кладбище «Голливуд навсегда» за участком студии «Парамаунт» со стороны Мелроуз-авеню, хотя догадываюсь об этом несколько позже. В первый момент мне понятно только одно: я вернулся в мир, и я горю. Хотя разум мой еще не вполне включился, инстинкты заставляют тело соскочить с объятой пламенем кучи и катиться дальше, пока жар наконец не перестает чувствоваться.

Осознав, что опасность миновала, я с трудом поднимаюсь на ноги и стягиваю с себя кожаную куртку. Затем провожу руками по пояснице и ногам. Настоящей боли нет. Кажется, я легко отделался: только парой волдырей – под правым коленом и на голени. Джинсы немного подпеклись, но толстая кожа куртки защитила спину. Я не получил настоящих ожогов, всего лишь слегка опалился и испытал шок.

Скорее всего я не пробыл в огне слишком долго. Но в этом смысле мне везет. Всегда везло. В противном случае я бы спекся в угольный брикет уже через пять минут пребывания на земле. Представляю, как хохотали бы ублюдки с черными сердцами, если бы я загремел обратно в Ад сразу после того, как ловко слинял оттуда через заднюю дверь. Впрочем, идут они в жопу! Я дома, и я жив, хоть и немного потрепан путешествием. Но никто не говорил, что рождение – это легко. А перерождение просто обязано быть в два раза тяжелее первого появления на свет.

Свет.

Тело больше не горит, но глаза в глазницах почти кипят. Как давно я не видел солнечного света? Внизу, в заднице мироздания, царит вечный малиново-пурпурный полумрак. Сейчас я даже не могу сказать, какого цвета кладбище, на котором я нахожусь, поскольку всякий раз, когда я пытаюсь открыть глаза, зрение застилает мучительной белизной.

Щурясь, как крот, я отбегаю в тень колумбария и сгибаюсь там, прикрыв лицо руками и уткнувшись лбом в холодную мраморную стену. Проходит минут пять или десять, прежде чем я отрываю ладони от лица и позволяю кроваво-красному свету просочиться сквозь веки. В течение следующих двадцати минут я постепенно разлепляю глаза, впуская понемногу ослепительный свет лос-анджелесского солнца, и мысленно скрещиваю пальцы, надеясь, что никто не увидит меня сидящим на корточках возле стены. Прохожие непременно решат, что я спятил, и вызовут полицию. А с этим, черт возьми, уже ничего нельзя будет поделать.

Колени и мышцы голеней начинают болеть еще до того, как мне вполне удается открыть глаза. Я вытягиваю ноги и сажусь на землю, прижавшись в холодной стене, чтобы хоть немного снять мышечное напряжение. Несмотря на то что теперь я вроде как вижу, пока категорически не готов выйти на солнце. Сидя в тени, я принимаюсь размышлять.

Одежда опалена, но еще пригодна для носки, если не обращать внимания на запах сгоревшего мусора. На мне древняя футболка с принтом «Germs» [1] «The Germs» – первая панк-группа в Голливуде, игравшая хардкор, чьи песни в дальнейшем вдохновили десятки групп, в том числе Nirvana (здесь и далее прим. пер.) . , которую моя девушка урвала в каком-то антикварном магазине в Западном Голливуде. Кроме футболки – черные джинсы с дырками на коленях, ношеные сапоги-«инженеры» [2]и потрепанная мотоциклетная куртка из толстой кожи с заклеенными скотчем проблемными местами. Каблук правого сапога шатается после того, как я выбил им дурь из говнюка-угонщика, вышвырнувшего на светофоре какую-то верещащую тетку из машины на тротуар. Терпеть не могу копов и ненавижу, бл…ь, замечательных героев, но бывает в жизни херня, с которой невозможно мириться – тем более когда она происходит совсем рядом. Конечно, это было давно, еще до путешествия вниз. Не знаю, как поступил бы я сегодня, разыграйся передо мной похожая сцена. Скорее всего и сейчас пнул бы угонщика в рыло, но вряд ли потом позволил ему уйти.

Мысли мои заняла более важная тема: о том, что теперь на мне именно та одежда, которую я носил до того, как меня похитили демоны. На твердый пол Подземного Мира я упал абсолютно голым. Когда я попытался встать, шатаясь и теряя равновесие, я услышал первый взрыв дикого смеха, и меня вырвало перед толпой падших ангелов. Потом они смеялись, в основном когда я терпел физические унижения то от одного, то от другого дьявольского пса. Уж поверьте, ад – это довольно суровое место.