Сергей Алексеев: Карагач. Книга первая. Очаровательная блудница

– Она ничего не боялась…

– Папа звал ее – оторва… А меня возили к гипнотизерам.

– Меня тоже. И еще жена лечила, лучше всякого психотерапевта.

– Но мама же красивая была? Очаровательная?

– Очаровательная блудница… И походила на Афродиту.

– По таким мужики с ума сходят.

– И я сошел…

– Но ты же ее не любил?

– Всю жизнь думал… Это не любовь, это жажда обладать ею, страсть…

– Эгоистическое мужское чувство.

– У женщин это тоже бывает.

Рассохин померил шагами сыпучий яр, долго глядел на немое парение береговых ласточек над водой и наконец-то услышал звук взревевшего мотора возле женской зоны.

– Сейчас поговорю с Галицыным, и возвращаемся в Усть-Карагач, – заявил он. – Провожу тебя в аэропорт.

Лиза смерила его взглядом, сказала с вызовом:

– Я никуда не улетаю.

– Но тебе уже нечего больше искать на Карагаче.

– Позволь мне решать, где быть и что искать.

Стас услышал жесткую решительность в ее голосе и промолчал, думая про себя, что все равно никуда ее не отпустит. Разве домой, в Питер…

– А что теперь станешь делать ты? – чуть смягчилась она.

– Останусь здесь.

– И станешь искать книги?

– Нет.

Ее что-то встревожило.

– Насовсем, что ли? Стас?

– Прости… Если можешь.

– Ты что придумал? Посмотри на меня!

– Как говорят, тут и разошлись их дороги. – Он отвернулся. – Ты же понимаешь…

– Понимаю…

– Мне нельзя возвращаться. Да и не хочу никуда больше.

Лиза подбросила в костер хвороста – просто чтобы занять руки.

– Ладно… Если ты убил, почему не сидел в тюрьме?

– Доказать не смогли. Нет трупа – нет преступления…

– Ты скрывал? Доказательства?

– Я пришел с повинной, долго искали… И ничего.

– Как же ты станешь жить? Где?

– На Карагаче. Мне тут самое место. А ты уезжай.

На другом берегу наконец-то затарахтел мотор. Лиза послушала, спросила:

– Ее где похоронили?

– Не знаю… Христофор сказал – утопили в болоте. По их обычаю…

– Это что за дикий обычай?

– Они так хоронят блудниц и воров.

Хворост сгорал почти мгновенно, а Лиза все бросала и бросала. И вдруг выпрямилась решительно:

– Мне надо встретиться с этим Христофором! Сама спрошу!

– Это можно, – обронил он. – Вот эту ленточку на куст привязать, сам пожалует…

Лиза взяла ленточку, поиграла ею и, выбрав березку на берегу, привязала.

В это время из истока старицы показалась лодка. Стас вскинул бинокль: Галицын стоял в позе Наполеона, завернувшись в офицерскую плащ-накидку – ветер трепал полы…

На сей раз моторка пилила на малых оборотах, чуть наискосок, борясь с течением, вероятно, чтобы дать возможность полковнику осмотреться. Едва лодка ткнулась носом в берег, как из протоки вырвались еще две дюральки – по трое человек в каждой. Одна пошла вниз, другая вверх: похоже, в лагере амазанок сыграли тревогу и теперь или отрезали Рассохину пути к отступлению, или проверяли, не привел ли с собой ОМОН…

Галицын за прошедшее время заметно похудел, однако же спортивной формы не набрал и запыхался, пока выбирался на берег.

Рассохин долго готовился к этой встрече, прикидывал варианты разговора, подбирал слова, аргументы, но все получилось как-то спонтанно, поскольку перед ним оказался совсем иной человек, и в первый момент было трудно определить, что изменилось. Полковник так же выпирал вперед волевой подбородок, глядел чуть свысока, надувал пухлые губы и даже говорил, как прежде, полушепотом.

И вдруг увидел – глаза были отстраненно-счастливыми, как у сумасшедшей отроковицы.

Ладно – прибившаяся к острову учительница младших классов, несчастная и отверженная женщина, от тоски и одиночества готовая поверить в спасительную сень Кедра, искать гармонии с природой, жить в умозрительном мире; но тут – искушенный, циничный полковник, хладнокровный комбинатор, пробыв в общине всего-то около месяца, превратился в блаженного…

Играть так невозможно, даже имея богатый оперативный опыт. Неужто и впрямь другое сознание?

И по тому, как моторка отчалила, высадив Галицына, можно было понять, что в контроле не нуждается: Матерая уверена – на уговоры не поддастся и никуда не уедет. Можно было сразу взять с него расписку и отправляться к Репнинской Соре, где рыбачила опергруппа…

По крайней мере, хоть здесь была бы совесть чиста…

Показалось, Рассохину полковник обрадовался, отпыхиваясь, как-то ритуально пожал запястье.

– Как хорошо, что приехал! – произнес восторженно. – Мы ждали. Но почему один?