Сергей Алексеев: Карагач. Книга первая. Очаровательная блудница

– И этот странный какой-то, – напряженно проговорила Лиза. – На бандита похож…

Ждали сидя в лодке около получаса, но со стороны женской зоны не доносилось ни звука – вероятно, совещались. Елизавета принялась было рассказывать о послереволюционных похождениях штаб-ротмистра Сорокина, как он из Швеции перебрался в Канаду и тут нашел своих раскольников – духоборов, тех самых, что Лев Толстой отправил за океан. И уже снова увлеклась историей Стовеста, но вдруг примолкла и предложила не ждать, а самим поехать к амазонкам – Рассохин этого и слышать не хотел.

– А если ночевать придется? – спросила Лиза. – Здесь как-то неуютно…

– Там будет уютно? Среди сорока отроковиц?

– Зато интересно!

– Найдем другое место, – пообещал он. – Сейчас разведем костерок и сварим чайку из смородины.

Он прихватил рюкзак, поднялся на берег и помог взобраться Лизе. Дом, в котором так и не удалось пожить, сгорел до каменного фундамента, и внутри сквозь ржавые железные кровати и прочий металлический хлам уже выросли березы. От поселка на двести домов остались развалины каменной пекарни, на другом конце – электростанции да обугленные столбы с проводами. И ни золы, ни головней, как на пожарище, сам береговой взлобок вообще чистый, первозданный, и только стрижи реют над водой. Скорее всего, однажды уровень воды поднялся такой, что Гнилую затопило и смыло все следы пепелища. Даже дров найти – и то оказалось проблемой, кое-как набрали мелкого хвороста, разожгли между двух камней и поставили котелок. В самом деле, сразу стало уютно, спокойно, однако идиллию вдруг нарушил сокол: куда-то исчезнувший из виду, он вдруг стремительно вылетел из-за берез, ударил стрижа на лету, подхватил у самой воды и молниеносно скрылся в кронах.

– Экологически чистое место, – заключила Лиза. – Где-то здесь гнездо сокола… А мама здесь была?

– Даже ночевала, – отозвался Стас. – Вот здесь дом стоял, новый, брусовой. Мне там квартиру дали…

– С тобой в квартире?

– Одна, я в бараке жил.

– Ты ее на постой пустил? – язвительно спросила Лиза.

– Вроде того. Она сначала к Репе заселилась, а он приставать стал. И в глаз получил…

– Какое целомудренное время было! – мечтательно произнесла она. – Люди здесь страдали, влюблялись, рождались и умирали. Теперь и не подумаешь…

– Все одичало. Будто никогда и не жили. Напоминает сгоревший корабль…

– Нет, есть примета!

Лиза указывала на провода, где, словно ноты на нотной линейке, сидели ласточки – городские, с раздвоенными длинными хвостами, правда, почему-то молча.

Прошло еще более часа. Успели сварить чай, разогреть тушенку и первый раз за весь день стали есть, однако никакого движения на реке не наблюдалось. В женской зоне стучали топоры, молотки и скрипели выдираемые ржавые гвозди – разбирали старые постройки. Рассохин, как и в былые времена на Карагаче, часто вертел головой, озирался, однако приближения этих двоих не заметил и не услышал, а увидел, когда они уже стояли в пятнадцати шагах от костра: безбородый, однако с косичкой, мужчина лет сорока и с ним женщина такого же возраста, завязанная до глаз платком. Оба одеты по-таежному, в выцветших и черненных кедровой смолой брезентовых куртках, в кержацких броднях, за спинами – берестяные пестери, с которыми ходят по грибы и ягоды.

Глядели вроде бы по-кержацки, без всяких ярко выраженных чувств.

– Доброго здоровья, – по-мирскому поздоровалась женщина. – Хлеб да соль.

Мужик только смотрел и молчал.

– Благодарствую, – напряженно отозвался Рассохин. – Давайте с нами?

Они приблизились к костру, сняли пестери и сели на землю, подвернув ноги, как в обласе. И оба уставились на Елизавету.

– Нас твоя матушка послала, – негромко проговорила женщина. – Велела к себе привести.

Лиза вскочила, глянула на Рассохина и спросила у него же:

– Какая… матушка?

– Твоя родная матушка, – ответила та. – Ты ведь Елизавета?

– Елизавета…

– Письмо тебе писала, наказывала в гостинице ждать. А ты сама на Карагач пришла.

Рассохин взял ее за руку, усадил рядом с собой.

– Сначала скажите-ка, посланцы, – набираясь ярости, словно электричества, напряженно вымолвил он, – вы кто будете?

Гости переглянулись.

– Он именем Демиан, – представила женщина. – А я жена его.

– И все?

– Так спрашивай, ответим.

– А какое отношение имеете к ее матери? Кто вы ей?

Ее сухопарый Демиан стоически молчал, не отводя пристального взора с Лизы.