Андрей Белянин - Воздушный поцелуй [litres]

Музыка становилась всё более размытой и хаотической, к одинокой скрипке незаметно приплетались валторны, виолончели, барабаны и флейта. Видимо, оркестр готовился к вступлению, а потом повисла резкая многозначительная тишина. Она тянулась бесконечно долго. Наверное, целую минуту, пока жаждущий зал не взорвался ободряющими аплодисментами! Я открыл глаза.

– Занавес!

Грянула маршевая музыка, тяжёлые багрово-синие портьеры разошлись в разные стороны, открывая для всех сцену. Грандиозные декорации эпохи Возрождения, Италия, пир в благородном семействе герцога Мантуанского, танцующие пары в старинных платьях, а между ними шныряет пошловатой походкой кривляющийся горбун в современном белом фраке и котелке.

Как я понял, эклектика – это и есть «экспериментальная режиссёрская версия», а тот самый шут, который, весь в белом, натужно хохоча, старался угодить красавцу-герцогу, прилюдно оскорбляя возрастного графа Чепрано и прочих именитый гостей, и есть Риголетто.

Я плохо понимаю итальянский, но мой учитель заботливо переводил мне на ухо, едва ли не нота в ноту. Видимо, уж он-то не раз слышал эту оперу.

– Будь внимателен, мой мальчик. Хор поёт:

– А вот тут вступает саркастический шут Риголетто. На стороне герцога, разумеется.

– Хор, дружно:

– Сэр, я думал, что Риголетто – трагический персонаж?

– В целом так и есть. Но это будет понятно позднее, когда он окончательно потеряет берега и зарвётся. А сейчас просто слушай.

Ну, слушать нам всем пришлось недолго. На очередной арии горбатый шут, уже успевший переодеться и в шутовском колпаке, после того как он остался один на сцене, проводив наёмного убийцу Спарафучиле, почему-то одетого в женское платье и предлагавшего ему свои киллерские услуги, вдруг резко впал в самобичевание:

И вот именно в этот полный трагизма и душевной боли момент позади горбатого шута вдруг возникла маленькая тёмная фигурка, выскользнувшая из-под итальянских декораций. Электрический длинноствольный револьвер Смита-Вессона упёрся в поясницу главного героя, а потом тихий, но твёрдый голосок с характерным акцентом потребовал:

– Ре-енар, спускайте-есь или я убью е-его!

Музыка стихла на какой-то невнятной полупридушенной индюшачьей ноте, словно бы валторну засунули в тыл африканского бегемота, а слон безуспешно пытался вытащить её хоботом.

Над залом пронёсся лёгкий вздох недоумения. Нет, все прекрасно понимали, что пришли на экспериментальную постановку, но всё-таки некоторые разъяснения не помешали бы даже мне.

– Майкл, оставайся здесь, – шёпотом попросил мой учитель, без раздумий вставая на край балкона и ловким кувырком спрыгивая на сцену.

– Я с вами, сэр!

Увы, мой рыцарский порыв всё ещё не соответствовал мощи моих подростковых мышц, поэтому, в длинном прыжке не долетев до сцены, я кубарем скатился прямо в оркестровую яму. Где, кажется, немножечко придавил дирижёра из «близких к природе». Или нет, не немножечко.

В общем, скорее всего, я весьма серьёзно рухнул ему на голову. Большой полуслепой крот, даже не пытаясь найти упавшие очки, обложил меня крепким бельгийским матом и, сломав о колено палочку, вышел из оркестра в зал. Который вдруг взорвался аплодисментами!

– Экспериментальная версия! Браво, браво!

Меж тем мой учитель подарил мне сверху ободряющий взгляд и, приняв горделивую позу с опорой на трость, встал на сцене.

– Вы жаждали меня?

Он совершенно правильно обозначил тему, и миловидная чернолицая овца в кудряшках белоснежной шерсти откинула плотный капюшон с головы: