Оса Авдич - Эксперимент «Исола» [litres]

– Вы успеете съездить домой переодеться, – объявила она, после чего повернулась на каблуках и вышла так быстро, что я даже не успела сделать вид, что не обиделась.

Три часа спустя я сквозь пронизывающий ветер и проливной дождь прорывалась к Канцелярию. Шрапнель полузамерзшей воды, снега с дождем надувало прямо сбоку, осколки вонзались мне в лицо, чтобы внезапно переменить направление и напасть с другой стороны. Стоял один из тех февральских дней, когда все серо, мокро и холодно, а свет так и остается лишь смутной надеждой. В ту зиму было много таких дней. В новостях каждый день говорили, что год выдался аномально бессолнечным. Может быть, дело в выбросах, может, в изменении климата, может, в том и в другом. Или кое в чем похуже, но об этом, естественно, в новостях не говорили. Об этом люди говорили друг с другом и только уверившись, что никто больше их не слышит.

Я поднялась по ступенькам. Здание нависло надо мной, словно я входила в пасть гигантского кита, и ветер буквально вдул меня в вестибюль. Отметившись у дежурного, я получила временный пропуск, мне открыли шлюзовые бронированные двери, я оставила куртку и сумку у охранника, и меня проводили к лифту. На дверях и потолке лифта красовалось дымчатое зеркальное стекло, и я тут же почувствовала себя неуютно в новеньком жакете и беспородных бабских полусапожках, добытых в ближайшем к нашей конторе магазине одежды. Жакет сидел хорошо, но сшит был из жесткого материала, и я начала чесаться и потеть уже в лифте. Ноги промокли и замерзли, колготки собрались морщинами. Я накрасилась в надежде выглядеть не так жалко, как обычно, но, кажется, добилась обратного эффекта. От дождя тушь размазалась, дешевую пудру почти смыло со щек, и теперь ее чешуйки держались только на очагах экземы над переносицей и на лбу, ближе к волосам. Я чувствовала себя расфуфыренной и жалкой.

Первое, что поразило меня, когда я вышла из лифта на четырнадцатом этаже, – это что звуки здесь были другими, приглушенными. На полу лежал толстый ковролин, по которому почти невозможно было идти на каблуках, не вихляясь. Это был этаж мужчин. Темное дерево, хромированная сталь, растения с крупными зелеными листьями – все большого размера, дорогое. Власть въелась в стены, в пол, в потолок. Где-то жужжал кондиционер – словно вертолет в отдалении. Я не знала, куда себя деть – присесть было негде, и не было картин, которые позволили бы сделать вид, что я их разглядываю. Открылась какая-то дверь, и элегантная женщина в возрасте пригласила меня войти. Идя за ней по коридору, я заметила, что она, несмотря на высокие каблуки, шагает по мягкому полу уверенно и быстро. В конце коридора женщина открыла дверь и впустила меня в конференц-зал с видом, от которого у меня закружилась голова.

– Кофе? Чаю? Воды?

– Кофе, пожалуйста. Черный.

Женщина кивнула, сделала легкий жест рукой, словно разрешая мне садиться, и оставила меня одну. Дверь за ней закрылась с сосущим звуком, словно в помещении возник вакуум. Я осталась стоять посреди приемной. Каждая деталь, от дверных ручек до плинтусов, выглядела продуманной. Я словно оскорбляла это со вкусом обставленное помещение одним своим присутствием. Когда я выдвинула стул и собралась было сесть, дверь снова открылась, и стильная секретарша жестом пригласила меня войти к Председателю.

Председатель был высоким, с густыми волосами и старыми шрамами от угрей, и хотя костюм был дорогим, наверное, заграничным или сшитым по мерке, он сидел на Председателе на удивление плохо, как на статуе. Я видела Председателя раньше, он приходил к нам в отдел с проверкой. Помню, как все мы замерли у своих столов, будто детдомовские дети, ждущие усыновления, а он и наши начальники ходили и проверяли помещения и персонал. В день, когда он нанес визит, все были взвинчены и напряжены; примерно так же я чувствовала себя и теперь. Председатель шагнул ко мне и протянул большую ладонь.

– Анна Франсис! Как я рад, что мы наконец встретились!

Он посмотрел на меня – и тут я поняла, почему о нем, несмотря на все его могущество, часто говорят с такой теплотой. Под этим открытым приветливым взглядом становилось ясно: на тебя смотрят как на единственного по-настоящему важного человека в этом мире. Председатель словно и вправду обрадовался встрече со мной. Я почти поверила, что так и есть.

– Что вы, это я очень рада, – проблеяла я.

– Садитесь, пожалуйста!

Председатель жестом указал на стулья, стоящие вокруг стола. Когда я села, он обошел стол и сел напротив меня.