Кэтрин Валенте - Сияние [litres]

Винче улыбается и слегка пожимает плечами, словно говоря: «Спасибо, но ты понятия не имеешь, насколько хорошо».

– По правде говоря, Макс не так уж хорошо устроился, когда я его там разыскал. – Анхис Сент-Джон поворачивается к Винче, чтобы взглянуть ей прямо в глаза. Взгляд у него по-прежнему пронзительный. – Как вы узнали, что мальчишки называли меня Мальцовым Доктором? И про отросток на пляже?

– Ты помнишь маленькую девочку по имени Лада? Она была одного возраста с тобой.

Анхис трёт лоб. В уголках его глаз появляются слёзы.

– Простите. Я пытаюсь, просто…

– Не переживай. Господи, тридцать лет прошло, как-никак. Для тебя, э-э, даже больше. Семья Лады Чжао переехала в японский сектор примерно за шесть месяцев до последнего Фестиваля ореховых пирогов. Она вспоминала о тебе с большой теплотой. У неё есть фотография, на которой ты стоишь рядом с отростком. Она говорит, что просила тебя не трогать его.

– Её нет в фильме.

– Нам показалось чересчур очевидным, чтобы тебя предупреждал самый настоящий греческий хор.

Анхис ложечкой размазывает мороженое по корочке своего пирога. Оно медленно тает. Он больше не носит перчатки. Его рука со шрамом загорела. Он ничего не говорит долгое время. Несколько койотов – на самом деле они не койоты, а этакие мохнатые стегозавры, у них два мозга и пластины на спинах – воют где-то на равнинах.

– Можно оставить киноплёнки?

– Конечно, можно.

– Я… мне нравится Анхис, которого вы сочинили. Он лучше меня. У него волевое лицо и миссия. И ему удалось встать рядом с Северин. Сыграть ей песню. То, как он говорил со всеми в конце… я бы так ни за что не смог. У меня с большими компаниями дело не ладится. Они меня пугают. Меня всё пугает. Кое-что я могу отпугнуть сам. В основном, кенгуру. – Он глядит на вечернее небо, очень синее и усеянное звёздами. – Я бы хотел, чтобы этого не случилось, Винче. Я бы хотел сделаться ныряльщиком. Я бы хотел заботиться о своих родителях в старости. Иногда я даже сожалею о том, что не переехал на Землю, чтобы не есть эту дрянь каждый день. – Он взмахом руки указывает на мороженое, сделанное из мальцового молока марки «Притхви Премиум». – Но раз уж всё случилось, мне нравится ваша версия больше той, которая вышла у меня. Хочу сохранить этого Анхиса. Буду надевать его по воскресеньям. Он, в конце концов, нашёл ответы. Я их тоже приму, раз уж не смог отыскать собственные.

– У него их было два. Голосование мы так и не сняли. Какой ты выбираешь?

Анхис Сент-Джон доедает пирог. Со стороны дорожки, ведущей к дому, слышатся чьи-то мелодичные голоса.

– Да что тут выбирать? – говорит он. – Эразмо и Кристабель придут через минуту. Они всегда приносят джин. Хотите остаться на ужин?

Винче берёт его обеими руками за кисть со шрамом. Стискивает.

– Очень хочу.

Посмотрите на ваши руки. На свет на них. На свет, который суть маленький мальчик с запрокинутой головой, что ходит кругами по вашей ладони. На вашу линию жизни. На вашу линию сердца. На него.

Один из членов съёмочной группы бреется, глядя в зеркало, прибитое к какаовому дереву. В зеркале он видит мелькнувшую Северин и резко поворачивается, чтобы поймать её, поцеловать и испачкать её лицо в креме для бритья. Она смеётся и бьёт его по руке – он отстраняется, изображая карикатурные мучения. Это милая сцена. Вы её уже видели. Вы её ещё увидите. Вы держите в руках лучшее, что от неё осталось.

Не существует такой вещи, как концовка. Не существует ответов. Мы собираем те кусочки, какие можем, как одержимые складываем их то так, то этак, ищем картинку, которую нам суждено получать лишь по частям. И мы цепляемся за эти части. Части, которые были ею. Части, которые были вами. Вашей грудной клеткой, вашими рёбрами, вашими коленями. Местом, куда вошло её последнее изображение и где оно осталось. Мы попытались закончить работу Персиваля – найти Грааль, задать правильный вопрос. Но в некоторых версиях легенды Персивалю придётся потерпеть поражение, а значит, та же участь ждёт и нас, ибо история о Граале – это история о поражении, и всегда ею была. Он не закончил свой фильм. Мы не смогли закончить за него. Нет никакой элегии, посвящённой Северин Анк, которую покажут в ближайшем кинотеатре.

Но есть реликварий.

То, что вы увидели в этой комнате, погружённой в тени, в этом тихом углу Всепланетной выставки, куда каждый камешек послал своих представителей, чтобы встать под знаменем и помахать, представляет собой тело Северин Анк. Все её кусочки, выложенные на всеобщее обозрение. Они не живут – мы не Виктор Франкенштейн и не желаем им становиться, – но с виду напоминают женщину, которую мы когда-то знали. Посмотрите на неё.