Мы присели на высокие барные стулья у стойки.
– Предлагаю выпить шампанского! – провозгласила Стелла. – Не возражаешь?
Шампанское я не любил и сейчас предпочел бы чего-то покрепче, но согласился и не пожалел: искрящийся живым золотом прохладный напиток, который бармен ловко разлил из открытой с деликатным хлопком пузатой бутылки, ничем не напоминал газированную дрожжевую кислятину, полагающуюся к употреблению под бой Кремлевских курантов. Капли влаги дрожали на зеленом бутылочном стекле и блестящих стенках ведерка со льдом. Мы выпили и некоторое время молчали, а потом я спросил:
– Что это за место?
– Нейтральная территория. Между прочим, очень сложная в инженерном плане конструкция – передвижной участок масах, интегрированный в пространство низшего измерения. Даже “Нибиру” у элохим и то зафиксирован в определенной точке небесной сферы, а “Невская Волна” передвигается – правда, только по строго заданному маршруту и в определенное время, с полуночи до четырех утра. Тут, конечно, все больше наши собираются, но и технари приходят часто, и элохимы: ничего, общаемся, иногда приятельствуем даже. До такого безобразия, какое Яна устроила, все же редко доходит, чтобы истреблять спящих агентов или драться в парадных, как пьяницы. Здесь место для отдыха и приятного времяпрепровождения тех, кто долго работает в квазиматериальной или физической форме и привязан по долгу службы к реальности Полигона. Вот как я в последнее время, например. И тебе, кстати, обязана несколькими лишними днями!
Она шутливо погрозила пальцем.
– Извини, – ответил я. – Яна говорила, что это прямо мука мученическая. Как слепая черепаха в смирительной рубашке, что-то вроде того.
Стелла махнула рукой.
– Ворчливая брюзга эта твоя Яна. Да собственно, почти все элохимы такие: то не так, это не этак, Полигон плох, работа тяжелая, люди не слушаются, шеды мешают, домой хочется… Нытики. Нужно уметь наслаждаться моментом, вот что я думаю. Долго здесь находиться действительно надоедает, но наведаться сюда время от времени я люблю: еда ваша нравится – мороженое особенно! – пирожные разные, конфеты с орешками, клубника, вино, шампанское. И тело человеческое нравится очень! – она с силой провела ладонями по груди и бедрам, выгнувшись, как довольная кошка. – И женское, и мужское, хотя женское больше, конечно. Столько удовольствий, особенно если немного модифицировать! И воздух здешний люблю – когда весеннее утро, или осенью после дождя, или когда сильный мороз и снег пахнет арбузом, или вот как сейчас, на реке…Да ты сам посмотри вокруг, красота же!
Чуть позади на Стрелке призрачным белым светилась колоннада старой Биржи и вздымались увенчанные огнями ростральные колонны; налево темнели приземистые бастионы Петропавловской крепости, и золотой ангел на шпиле собора слал привет своему каменному собрату на Александрийском столпе, невидимому сейчас за изумрудным фасадом Зимнего дворца; фонари на мостах вытянулись в светящиеся пунктирные нити, будто пронизанные утренним солнцем капли росы на невидимой паутине. Теплоход завис в пустоте, выйдя на самую широкую часть Невы, и сверху была черная бездна со звездами, под нами едва колыхались непроницаемо темные воды, и город казался тонким каменным окоемом вокруг бездонных древних глубин, почти невидимой гранью между одинаково чуждыми, вечными и бесконечно холодными дольним и горним мирами.
– Как это можно не любить! – воскликнула Стелла и вздохнула. – Даже жаль, что всему скоро конец.
– Который ты, насколько я знаю, как раз и стремишься приблизить.
– Вообще-то под “скоро” я имела ввиду еще лет сто или даже чуть больше, если по консервативной оценке. И то, что вы сами, без всякой сторонней помощи, все и угробите. Но если ты продолжаешь считать, что я сплю и вижу, как бы спровоцировать вас на забрасывание друг друга ядерными ракетами, то самое время об этом поговорить. Тем более, я сама предлагала возможность выслушать другую сторону. Ты же не возражаешь?
Я не возражал.
– Вот и прекрасно! Тогда никаких частных мнений, новелл и теорий. Только факты и логика. А выводы сам сделаешь, я надеюсь.
Музыка стихла: оркестр сделал перерыв. Барабанщик положил палочки на том-том и курил, пуская туманные кольца. Старуха в черном закончила кормить дога мороженым и пила кофе из крошечной чашечки, держа ее костлявыми пальцами, обтянутыми ярко-желтой перчаткой из органзы. Бармен ловко долил наши бокалы и втиснул бутылку обратно, в груду подтаявших кубиков льда.
Читать дальше