Константин Соловьев - Канцелярская крыса [AT]

«Мемфида» подошла к причалу тяжело и грузно.

В ее старом и порядком проржавевшем корпусе не было изящества морской нимфы [1] Мемфида ( др. греч . Μέμφις) — одна из водных нимф древнегреческой мифологии. , скорее она напоминала уставшую и неуклюжую морскую корову, дотянувшую, наконец, до привычного стойла и удовлетворенно в нем замершую. Герти ощутил, как задрожала под ногами раскаленная палуба. Дрожь эта передалась его телу, от нее приятно и сладко заныли кости.

«Мемфида» качнулась своим неуклюжим, изъеденным океанской солью, телом. На берег, разворачиваясь, потертыми шнурками полетели швартовы.

На причале, чудом не сшибаясь друг с другом, сновали портовые рабочие — десятки гибких тел в комбинезонах цвета хаки. Они показались Герти стаей вертких дрессированных обезьян вроде тех, что карабкались по вольерам лондонского зоопарка. Суета, многоголосый хор, который решительно невозможно было разобрать на отдельные слова, мельтешение тел… Но этот хаос был упорядочен, просто по своим, непонятным новичку, законам. Не прошло и минуты, как канаты оплели швартовочные тумбы, а с бока корабля свесился длинный язык трапа.

Герти через силу сделал глубокий вдох. Приятное возбуждение сменилось приступом подавленности. Словно это не «Мемфиду», а его самого привязали к острову прочными канатами. Светло-серый сюртук из хлопчатой саржи [2] Саржа — ткань с диагональным переплетением нитей. («прекрасный выбор для джентльмена в тропическом климате! Не маркая и легко дышащая ткань!») показался тяжелым и неудобным, как рыцарская кираса. Саквояж и чемодан, которые он механически продолжал сжимать в руках все то время, что швартовался корабль, делались все тяжелее с каждой секундой.

— Добро пожаловать в Новый Бангор!

Герти поспешно обернулся. Наблюдавший за швартовкой офицер шутливо отдал ему честь. На рукаве кителя мелькнул знак, кругляш и две линии под ним. Лейтенант? Сублейтенант? Герти никогда толком не разбирался в морских званиях.

— Благодарю, — пробормотал он и, не зная, что сказать еще, на всякий случай добавил, — Прекрасная, кажется, погода?

— Если верить термометру, девяносто градусов с самого утра [3] 90 градусов по Фаренгейту — приблизительно 32 по Цельсию. . Не завидую я здешним курам. Должно быть, они несут готовый омлет, успевай лишь подставлять тарелки…

— Жарковато, — признал Герти, обливаясь потом и оттягивая врезавшийся в шею галстук.

— Полинезия, — сказал офицер таким тоном, точно это все объясняло, — Привыкайте. Здесь такая погода царит примерно четыреста семьдесят дней в году.

— Но в году лишь триста шестьдесят пять дней.

— Только не в полинезийском, — усмехнулся офицер, — В полинезийском гораздо больше. Здесь время тянется куда дольше, чем на континенте. Тропики.

Не зная, что на это ответить, Герти огляделся.

И первое, что он вынужден был отметить, раскинувшийся в бухте Новый Бангор решительно не походил на те изображения колониальных городов, что прежде ему попадались на открытках и в газетах. Остров не окаймляли рощи кокосовых пальм и песчаные, медового цвета, пляжи. Не было видно и крытых тростником хижин, которые в представлении Герти были неотъемлемым атрибутом всякого колониального острова даже в конце девятнадцатого века. Не было даже леопардов, на которых Герти с удовольствием бы посмотрел, разумеется, в том случае, если бы эти леопарды находились на надежной привязи.

Новый Бангор с первого взгляда показался ему огромным и шумным. Рассыпанный по бухте и тянущийся, сколько мог ухватить глаз, этот город словно изображал один из районов Лондона, с поправкой, разве что, на тропический климат и не вполне привычную архитектуру. Он был пестрым, невыразимо пестрым, и Герти подумалось, что город похож на самую настоящую свалку вещей, высыпавшихся через прореху в мешке старьевщика.

Не в силах сосредоточиться на чем-то одном, взгляд блуждал без всякой системы, выхватывая из этого пестрого вороха то один предмет, то другой, точно жадная хозяйка, вытягивающая предметы из тачки старьевщика. Новый Бангор — настоящий, а не тот, что представлялся Герти во время долгого пути — появлялся перед ним кусками, причем куски эти оказались нагромождены друг на друга. Старые, выгоревшие под солнцем, коробки портовых складов, кажущиеся ржавыми кирпичные постройки, спицы телеграфных столбов, покачивающиеся, точно сытые гуси в пруду, корабли…