Katrina Sdoun - Безымянное зло [СИ]

— Мне больно, — прохрипела я. Он долгое мгновение продолжал всматриваться в глаза, убирая с моего лба влажные от пота пряди, и его взор становился печальнее, темнее, подавленнее. Он медленно, но нехотя выпустил мое лицо.

Я отползла к изголовью кровати, Бен хотел поймать меня за ноги, но, вспомнив сон, отдернул руки. В его глазах мелькнул холод — быстрый страх, сменившийся ненавистью, помноженной на ярость.

— Прости, — прошептал он и отвернулся. Бен долго смотрел вниз невидящим взором, но все-таки решился поднять голову и взглянуть на меня. — Он каким-то образом нашел лазейку в твой разум.

Меня затрясло — я почувствовала, как накатывает новая волна истерики. Бен протянул руку ладонью вверх, взглядом умоляя принять ее, но я упрямо завертела головой. Вжимаясь в стену, чтобы быть от него как можно дальше, отпиралась ногами. Перед глазами стоял образ Тома Шермана, и ничто не помогало стереть его кровожадную ликующую физиономию из памяти.

— Прошу, не надо, — бормотала я, отодвигая его руки, тянущиеся к моим ногам. — Пожалуйста.

Кошмар не отпускал, и вспышки воспоминаний разрывали полумрак спальни. Я все еще слышала дыхание Тома, чувствовала запах собственной крови и ощущала его горячие руки на себе. На грани между реальностью и обмороком, где-то между сном и кромешной тьмой, я плавала и не могла вынырнуть.

Том проник в мое сознание. Он сделал все, чтобы отвратить меня от брата. Как он сумел? Чьим кулоном завладел, чтобы добраться до меня? Голова закружилась, очертания комнаты смазались перед глазами. Я проваливалась в пустоту, и Бен почувствовал это. Поймал за руки чуть выше локтей, встряхнул и заставил смотреть ему в глаза.

— Все будет хорошо, Эшли. Я больше не позволю ему мучить тебя, — обещал он, притягивая меня к себе. И я поддалась, обессилила, разрешила себя охватить руками, а когда оказалась прижатой к его груди, обмякла. Вдохнув аромат его кожи, ощутив тепло тела и легкие бережные прикосновения, почти успокоилась. Голубое сияние магии, приятная дрожь, и его руки обернулись вокруг меня ласковыми путами. Я поверила ему и притихла.

Оцепенение отпускало, воспоминания меркли, рассеивались вместе с утренним туманом. На плечи пуховым одеялом навалилась смертельная усталость, безволие, и глаза защипало. Я плакала, как ребенок, а Бен гладил меня, убаюкивая в объятиях. Я свернулась у него на коленях, обвив локоть руками, и закрыла глаза. А он уткнулся лицом в мои волосы. Его прикосновения были осторожными и утешающими, но я все равно боялась уснуть. В сердце Бена поселилась животная ненависть к брату, а в голове созревал план. Мне он не нравился, но сегодня ночью прибавилось причин желать Тому скоропостижной мучительной смерти.

Утро настойчиво трезвонило в дверь. Я открыла глаза и заморгала, ослепленная солнечным светом, рассеивающимся по комнате сквозь ажурные тюли. Первой мыслью было ощупать себя, оглядеться. Моя кровать, я одета и под одеялом. Отлично. В памяти промелькнули призраки ночного кошмара, и словно стоп-кадр всплыл яркий образ Тома Шермана. Я в панике пошарила ладонью позади себя, провела по примятой подушке. Обрывки сна разбились о пустоту кровати — в ней не оказалось Бена. Неужели приснилось, что я уснула, согретая его объятиями?

Я приподнялась на локте, потерла глаза рукой. Они болели от выплаканных переживаний и неполноценного отдыха. Что ж, зелье Мишель быстро поставит меня ноги. Вот еще бы стереть из памяти прошлую ночь…. Я обвела спальню взглядом. Диван был застелен, выходит, не приснилось — Бен всю ночь охранял мой покой.

Он стоял у эркера, но почувствовав, что я проснулась, повернул голову. На нем была вчерашняя белая футболка и серые домашние штаны. Он опирался руками на подоконник, сосредоточенно рассматривая что-то под окном.

— Ты не спал? — осипшим голосом спросила я.

— Смог уснуть только под утро, — скривившись, тихо бросил он через плечо. — Но этот меня разбудил.

Бен вновь уставился в окно. То, что он там видел, его заметно напрягало. Я вылезла из-под одеяла и босыми ногами прошлепала к нему. Посмотрела вниз, стараясь не соприкасаться с Беном, держалась слегка в стороне. На пороге стоял молодой мужчина. Длинные пепельно-русые волосы спадали на плечи, прямая челка занавесом загораживала янтарные глаза. Тонкая длинная шея, заостренный с легкой горбинкой нос казался слишком большим для непропорционально маленькой головы. Много времени проводил в птичьем обличии. На нем были черная рубашка, брюки, ботинки и серебристая стеганная ветровка. Одежда сидела на сухом теле, словно чужая — свободно и бесформенно.