Аркадий Стругацкий - Отель «У погибшего альпиниста». Повесть

Атмосферу сладкой жути, воцарившуюся за столом, нарушил господин физик.

- Приезжает как-то один штабс-капитан в незнакомый город, - объявил он. - Останавливается в гостинице и велит позвать хозяина…

Внезапно он замолчал и огляделся.

- Пардон, - произнес он. - Я не уверен, что в присутствии дам, - тут он поклонился в сторону госпожи Мозес, - а также юно… э-э… юношества, - он посмотрел на чадо, - э-э…

- А, дурацкий анекдот, - сказало чадо с пренебрежением. - «Все прекрасно, но не делится пополам». Этот, что ли?

- Именно! - воскликнул Симонэ и разразился хохотом.

- Делится пополам? - улыбаясь, спросила госпожа Мозес.

- Не делится! - сердито поправило чадо.

- Ах, не делится? - удивилась госпожа Мозес. - А что именно не делится?

Дитя открыло было рот, но дю Барнстокр сделал неуловимое движение, и рот оказался заткнут большим румяным яблоком, от которого дитя тут же сочно откусило.

- В конце концов удивительное происходит не только в нашем отеле, - сказал дю Барнстокр. - Достаточно вспомнить, например, о знаменитых летающих неопознанных объектах…

Чадо с грохотом отодвинуло стул, поднялось и, продолжая хрустеть яблоком, направилось к выходу. Черт знает что! То вдруг чудилось в этой стройной ладной фигуре молоденькая прелестная девушка. Но стоило смягчиться душою, и девушка пропадала, а вместо нее самым непристойным образом появлялся расхлябанный нагловатый подросток - из тех, что разводят блох на пляжах и накачивают себя наркотиками в общественных уборных. Я все размышлял, у кого бы спросить, мальчик это, черт его возьми, или девочка, а дю Барнстокр продолжал журчать:

- …Джордано Бруно, господа, был сожжен не зря. Космос, несомненно, обитаем не только нами. Вопрос лишь в плотности распределения разума во Вселенной. По оценкам различных ученых - господин Симонэ поправит меня, если я ошибаюсь, - только в нашей Галактике может существовать до миллиона обитаемых солнечных систем. Если бы я был математиком, господа, я бы на основании этих данных попытался установить вероятность хотя бы того, что наша Земля является объектом чьего-то научного внимания…

Самого дю Барнстокра спрашивать как-то неловко, размышлял я. К тому же он, пожалуй, и сам толком не знает. Откуда ему знать? Дитя и дитя… Любезному хозяину наверняка наплевать. Кайса глупа. У Симонэ спросить - пережить лишний вал загробного веселья… Впрочем, что это я? Мне-то какое до этого дело?.. Жаркого еще взять, что ли?.. Кайса, без сомнения, глупа, но в кулинарии, без всякого сомнения, толк знает…

- …Согласитесь, - журчал дю Барнстокр, - мысль о том, что чужие глаза внимательно и прилежно изучают нашу старушку-планету через бездны Космоса, - эта мысль уже сама по себе способна занимать воображение…

- Подсчитал, - сказал Симонэ. - Если они умеют отличать населенные системы от ненаселенных и наблюдают только населенные, то это будет единица минус «е» в степени минус единица.

- Неужели так и будет? - сдержанно ужаснулась госпожа Мозес, одаряя Симонэ восхищенной улыбкой.

Симонэ заржал. Он даже на стуле задвигался. Глаза его увлажнились.

- Сколько же это будет в численном выражении? - осведомился дю Барнстокр, переждав сей акустический налет.

- Приблизительно две трети, - ответил Симонэ, вытирая глаза.

- Но это же огромная вероятность! - с жаром сказал дю Барнстокр. - Я понимаю это так, что мы почти наверняка являемся объектом наблюдения!

Тут дверь в столовую за моей спиной загрохотала и задребезжала, как будто ее толкали плечом с большой силой.

- На себя! - крикнул хозяин. - На себя, пожалуйста!

Я обернулся, и в ту же секунду дверь распахнулась. На пороге появилась удивительная фигура. Массивный пожилой мужчина с совершенно бульдожьим лицом, облаченный в какое-то нелепое подобие средневекового камзола цвета семги, с полами до колен. Под камзолом виднелись форменные брюки с золотыми генеральскими лампасами. Одну руку он держал за спиной, а другой сжимал высокую металлическую кружку.

- Ольга! - прорычал он, глядя перед собой мутными глазами. - Супу!

Возникла короткая суета. Госпожа Мозес с какой-то недостойной торопливостью бросилась к столику с супами, хозяин отвалился от буфета и принялся совершать руками движения, означающие готовность всячески услужить, Симонэ поспешно набил рот картофелем и выкатил глаза, чтобы не загоготать, а господин Мозес - ибо, несомненно, это был он, - торжественно вздрагивая щеками, пронес свою кружку к стулу напротив госпожи Мозес и там уселся, едва не промахнувшись мимо сиденья.