Александр Лонс: Завещатель

— Привет, Феликс. Да не особо как-то, знаешь ли.

— А что так? Работы много?

— Как тебе сказать… Я делаю практически то же, что и раньше. Только вот проблем прибавилось — отчеты всякие, бумаг куча. Знаешь, есть у меня такой любимый анекдот. Давным-давно, в одном далеком лесу жил был-был Заяц. И вот повадился его регулярно трахать Олень. Прижмет рогами, отымет по полной программе, и отвалит. А на другой день опять. Надоело все это зайцу довольно скоро, и написал он письмо самому Медведю, как самому в этом лесу главному. Так, мол, и так, помоги Топтыгин, на тебя вся надежда! Доложили Медведю об этом его помощники, ответственные за переписку, и вызвал Медведь Зайца к себе. Подтвердил Заяц все как есть, тогда осерчал Медведь сильно: «Какое безобразие! — взревел Топтыгин, — в нашем лесу такого вообще быть не должно! Оленя ко мне, быстро!» Привели Оленя. Вот Медведь ему и говорит: «Ты чего же это рогатый творишь? Беспредел развел? И меня позоришь, как своего главного? Перед другими лесами стыдно! Да за такие дела я с тебя шкуру спущу! Рога поотшибаю!» «А что? — отвечает Олень. — Я ничего! Свидетели есть? Доказательства есть? Нет! А тебя Косой, — повернулся он к Зайцу, — я за клевету привлеку к суду. Загремишь ты у меня, сам знаешь куда, и никто, даже страсбургский суд тебе не поможет!» Что делать? Отпустили Оленя. Тогда Медведь и говорит Зайцу: «А с тобой Косой, мы так решим. Если что такое еще случится, сразу докладную мне пиши: что, где, когда и во сколько. Дату, место и время фиксируй. В моей канцелярии заверишь, и сразу ко мне в секретариат.» Ну и пошло все по-новому. Олень Зайца трахает, Заяц докладные пишет, в канцелярии Медведя регистрирует и в секретариат Топтыгину относит. Долго ли, коротко ли, только вот думает Заяц: «Странные дела творятся у нас в лесу! Бюрократии много, писанины много, а е…ут всё так же!»

Я изобразил что-то наподобие смеха. Анекдот был бородатый и я его давно знал.

— А ты как? — тем временем спросил Сергей. — Вид какой-то у тебя уж очень потусторонний.

— Я-то нормально. Но мне надо дня два поотсутствовать, и боюсь, что в рабочее время. Отпустишь?

— Нет проблем. Раз надо… Только отработай потом. Что-то случилось?

— Случилось. В Питер очень нужно. Очень нужно в Питер. На пару дней.

— Когда? — скупо спросил мой новый шеф.

— Не знаю точно… — ответил я, мысленно прикидывая время, отпущенное врачом Ольги, — думаю, что числа пятнадцатого этого месяца. Ничего не слышно нового?

— В плане — нового? Ты это о чем? Пойдем-ка пивка немного тяпнем. Назначение мое отметим.

— Так уж отмечали вроде, — пробормотал я.

— Пойдем, пойдем. Тебя же тогда с нами не было тогда. Почему, кстати?

— Я в Петербург ездил, — мы прошли в бывший кабинет нашего покойного шефа, Николая Дмитриевича, — у меня там друг безнадежно болен. Вернее — подруга.

— Сочувствую, — без особого сочувствия в голосе сказал Сергей, — давай, присаживайся. Ты, какое любишь? Темное, светлое?

— Светлое. А про Митрича? Ничего не слышно? Никаких новостей?

— Ты у нас опять не в курсе, да? — Спросил Сергей. — Последнее, что слышал?

— Ничего я не слышал. Меня допрашивали один раз и все.

— А, так значит. Ну, как стало известно следствию, — Серега подмигнул, — Митрич наш, царство ему небесное, отравился сам.

— Да? — скупо удивился я. — Это как?

— Просто сам. Он у нас нариком был, ты знаешь?

— Что?! Митрич?!

— Да. Митрич, Митрич. Принимал ЛСД. «Марки» жевал. Он, как я выяснил, еще с шестидесятых годов это дело юзал. Он же не где-нибудь, а в МГУ учился. Там и пристрастился. Сначала эту свою кислоту доставал где-то, потом покупал через кого-то. Но — не сильно, крыша у него окончательно не съехала. Сохранил ясность.

— Так вот почему… — пробормотал я, вовремя прикусив язык.

— Что?

— Да так, ничего. Вспомнил некоторые странности.

— Ну и вот, про странности. Он же в свое время даже сидел по этому делу.

— Наш Митрич?! — в очередной раз поразился я. Видимо не истощил еще своих возможностей к удивлению.

— Ага. Наш Митрич. Кем он после диплома работал, не скажу. Не знаю. В институте в каком-то. Но с этой гадостью никогда он не порывал. Тогда за прием наркоты даже сажали, а ЛСД всегда считали наркотой.

— Ну, не совсем всегда…

— Уже давно, во всяком случае. Вот и посадили его. Отсидел он, сколько положено…

— А сколько он отсидел? — обалдело спросил я.

— Без понятия. Не выяснял как-то. Так вот. Отсидел он, вышел, а тут и статью отменили. За употребление. А его, Митрича-то, пока он сидел, из Москвы успели уже выписать. И жена его бросила, дети большие выросли, знать не хотят родного папашу. Он — туда, сюда — нигде на работу не берут. Кому такой нужен, без прописки, с судимостью? Вот и стал он бомжом. А когда понадобился кому-то зитц-председатель, то тут Митрич наш пришелся как раз кстати. И диплом его пригодился.