Дин Кунц - Самый темный вечер в году

— То есть иногда, чтобы спасти собаку, приходится ее покупать.

— Слава богу, нечасто.

Без команды или поощрения Никки запрыгнула в багажное отделение внедорожника.

— Хорошая девочка, — похвалила Эми, и собака вильнула пушистым хвостом.

— Это безумие, то, что ты сделала.

— Это всего лишь деньги.

— Я про другое. Ты позволила этому человеку поднести монтировку к шее.

— Он бы ею не воспользовался.

— Откуда такая уверенность?

— Я таких знаю. В душе он трус.

— Я не думаю, что он трус.

— Он бьет женщин и собак.

— Ты — женщина.

— Не его тип. Поверь мне, милый, в драке ты бы за минуту надрал ему задницу.

— Трудно надрать человеку задницу, если он раскроит тебе череп монтировкой.

Эми захлопнула заднюю дверцу.

— С твоим черепом ничего бы не случилось. Погнулась бы монтировка.

— Давай уедем отсюда, прежде чем он решит, что тебя можно раскрутить на три тысячи.

Эми откинула крышку мобильника.

— Мы не уезжаем.

— Что? Почему?

— Потому что все только начинается, — ответила она, трижды нажимая на кнопки.

— Не нравится мне выражение твоего лица.

— И что это за выражение?

— Крайнее безрассудство.

— Безрассудство мне к лицу. С ним я выгляжу лучше, не так ли? — Оператор 911 ответил, и Эми заговорила в трубку: — Я звоню по мобильнику. Мужчина избивает жену и маленького мальчика. Он пьян, — она продиктовала адрес.

Прилипнув носом к стеклу, выглядывая из багажного отделения внедорожника, золотистый ретривер смотрела на них с немигающим любопытством обитателя аквариума.

Эми назвала оператору свои имя и фамилию.

— Он бил их и раньше. Я боюсь, что теперь может их убить или покалечить.

Ветер прибавил силы, гнул эвкалипты, срывал с них листву.

Глядя на дом, Брайан почувствовал приближение хаоса. Ему уже доводилось общаться с хаосом. Он родился в торнадо.

— Я — друг семьи, — солгала Эми на очередной вопрос оператора. — Поторопитесь.

— Я думал, ты выпустила из него весь пар, — заметил Брайан, когда Эми разорвала связь.

— Нет. Теперь он уже решил, что вместе с собакой продал честь. И обвинит в этом Джанет. Пошли.

Она двинулась к дому, Брайан поспешил следом.

— Может, оставим это полиции?

— Они могут не успеть вовремя.

Тени от листьев подрагивали на освещенной луной дорожке, которая вела к крыльцу, и казалось, что по ней ползут тысячи жучков.

— Но в такой ситуации мы не знаем, что нужно делать, — не унимался Брайан.

— Мы поступаем правильно. Ты не видел лицо мальчика. Левый глаз у него заплыл. И отец раскровил ему нос.

В Брайане вспыхнула злость.

— И что ты хочешь сделать с этим сукиным сыном?

— Это зависит от него, — ответила Эми, поднимаясь на крыльцо.

Джанет оставила дверь приоткрытой. Из глубины дома доносился сердитый голос Карла, удары, звон чего-то бьющегося и нежное, полное отчаяния пение ребенка.

В основе любой упорядоченной системы, будь то семья или завод, лежит хаос. Но для каждого хаоса характерен порядок. Его нужно только выявить.

Эми распахнула дверь. Они вошли.

Керамические солонки и перечницы, изготовленные в форме пары собачек, сидящие эрдели, коротконогие гончие, улыбающиеся голдены, важные пудели, овчарки, спаниели, терьеры, ирландские волкодавы, многие и многие другие ровными рядами расположились на полках… другие стояли в беспорядке на разделочном столике.

Дрожа всем телом, с бледным и влажным от слез лицом, Джанет перенесла пару кавказских овчарок с разделочного столика на кухонный стол.

Высоко занесенная монтировка пошла вниз, как только солонка и перечница коснулись стола, и едва разминулась с быстро отдернутыми пальцами женщины. Сначала по кухне разлетелись соль и керамическая шрапнель, потом перец и острые осколки.

За двойным ударом монтировки по дереву последовал короткий приказ Карла: «Новую пару!»

Стоя в темном коридоре, Эми Редуинг чувствовала, что коллекция очень дорога Джанет, элемент порядка в ее хаотической жизни. В маленьких керамических собачках женщина находила хоть какую-то надежду на лучшее будущее.

Карл, вероятно, это понимал. И не только разбивал керамические фигурки, но и топтал душу жены.

Зажав в руках красного матерчатого кролика, который мог быть собачьей игрушкой, маленькая девочка укрылась за холодильником. Ее яркие глаза смотрели не на окружающий мир, а в свою душу.

Негромко, но отчетливо она пела на языке, которого Эми не знала. Мелодия напоминала кельтские.