Алексей Калугин: Так держать, сталкер! (сборник)

Но ровно через неделю после убийства Ни-Нартора появился новый труп со вспоротым животом. Как и в первом случае, убийца проник в дом жертвы, не применяя взлома. Правда, это был уже не частный коттедж, а дорогая двухуровневая квартира в фешенебельном доме на 12-й линии. Жертва получила нескаин, растворенный в бокале белого вина, после чего убийца сделал свое мерзкое дело и удалился, оставив квартиру нетронутой. Лишь нарисовал углем на стене круг, разделенный на шесть секторов. Но теперь он закрасил два прилегающих друг к другу сектора. Орудие убийства, по заключению экспертов, было то же самое, что и при убийстве Ни-Нартора.

Опрос соседей ровным счетом ничего не дал. Все они в один голос утверждали, что не встречали в вечер убийства на лестнице или в лифте чужих, не знакомых им людей. И никаких странных, подозрительных звуков никто тоже не слышал. Однако вскоре выяснилось, что этажом выше квартиры, в которой было совершено преступление, проходила многолюдная и довольно шумная вечеринка. Гости, а число их приближалось к сотне, начали собираться часов в шесть вечера и разошлись только под утро. Тогда Ре-Ранкар провел повторный опрос свидетелей, делая особый акцент на гостях вечеринки; ему с трудом верилось, что всех их соседи знали хотя бы в лицо. Ну, это же все свои – улыбались в ответ свидетели. Они пришли в гости к мэю Ди-Дирку, известному телепродюсеру. Видели телешоу «Сам не свой»? Так это он его и придумал! Мэй Ди-Дирк! Названного телешоу Ре-Ранкар не видел, – он вообще редко смотрел телевизор, – но он понял, в чем тут дело. В доме жили люди искусства. Или же считавшие себя таковыми. Все уважаемые люди. А значит, и гости, приходившие к любому из них, автоматически зачислялись в разряд своих – уважаемых людей искусства. Мир искусства, как известно, довольно тесен, и, как правило, все вращающиеся в этой сфере знают друг друга. А если и не знают, то спешат познакомиться. При таком подходе к делу убийце ничего не стоило затеряться среди гостей.

Последние сомнения дознавателя насчет того, как преступник проник в дом жертвы, развеял портье, дежуривший в день убийства. Да, конечно, он был заранее осведомлен о том, что этой ночью у мэя Ди-Дирка будут гости. Много гостей, именно так. Конечно, у него имелся список приглашенных – портье торжественно вручил старшему дознавателю две страницы убористого машинописного текста. Нет, он не требовал, чтобы гости предъявляли документы, только просил, чтобы они себя назвали, и проверял имя по списку. Да, конечно, были и те, кто оказались не внесены в список. Но в таком случае он звонил мэю Ди-Дирку и спрашивал его согласие на то, чтобы гость прошел. Нет, мэй Ди-Дирк никому не отказал. Он вообще чрезвычайно милый человек и очень любит гостей. Да, у него часто бывают вечеринки. Раз в неделю. Как минимум. Не всегда такие же большие и шумные, как в этот раз… Но ведь и повод был – говорят, мэй Ди-Дирк заключил очень выгодный контракт на съемки нового телешоу… Вы, конечно же, видели «Сам не свой»?.. Что вы говорите?.. Могло ли какое-то из списочных имен прозвучать дважды? В принципе, конечно, почему бы и нет?.. Да, наверное, могло быть и так… Только какой в этом смысл? Мэй Ди-Дирк, конечно же, знает, кого пригласил!.. Не показался ли кто-то из гостей подозрительным? Ну, что вы! Это же все уважаемые люди!.. Вообще-то к нашим жильцам нередко заходят гости. Часто большими компаниями. Чуть ли не каждый день у кого-нибудь вечеринка. А то и не одна. Ну, да, бывает, что и пошумят. Но никаких серьезных эксцессов. Ни-ка-ких!.. Вообще… А что сегодня?.. Убийство?.. Какое это имеет отношение к вечеринке мэя Ди-Дирка?

Убитую звали Ин-Илиа. При жизни она была модным критиком, пишущим исключительно для дорогих, толстых, глянцевых журналов. Что такое «модный критик», Ре-Ранкар узнал, пообщавшись с сотрудниками изданий, в которых публиковалась Ин-Илиа.

– У нее был несомненный талант, – сообщили ему в первой редакции. – И при этом чутье на скандалы.

– Дерьмо она могла унюхать за сотню километров, – сказали в другой. – А перо у нее действительно было бойким.

– У нее не было определенной специализации, – уточнили в третьей редакции. – Она могла писать об всем: о театре и литературе, о моде и кулинарии, о собачьих выставках и конкурсах флористов.

– Как ей это удавалось? – добавили в четвертой редакции. – Да очень просто! Она не вникала в суть того, о чем собиралась писать. Ей это было ни к чему. Потому что она умела вычленить главное. И у нее не было никаких моральных принципов. Вы понимаете? НИ-КА-КИХ!