Роберт Шекли - Ордер на убийство (сборник)

Казалось, тишина в доме становится гуще и плотней. Он все время прислушивался: не раздается ли снаружи топот стражников, которые снова идут за ним? Надо уходить, спасаться, сегодня же вечером — пока не поздно…

— Не могу, — сказал он резко. — Я должен… должен быть в Коллегии завтра в полдень.

Йин сразу понял. Снова вокруг сомкнулось молчание. Когда наконец старик заговорил, голос его звучал сухо и устало:

— Ведь на этом условии тебя и отпустили? Хорошо, пойди — совсем ни к чему, чтобы они осудили тебя как еретика и начали охотиться за тобой по всем Сорока Городам. За подозреваемым не охотятся, он просто становится изгоем. Это предпочтительней. Постарайся теперь поспать хоть немного. Перед уходом я скажу тебе, где мы сможем встретиться. Отправляйся в путь как можно раньше — и налегке…

Когда поздним утром следующего дня Ганиль вышел из дома Йина, под плащом его был свиток бумаг. На каждом листе — четкий почерк Миида Светлокожего: “Траектории”, “Скорость падающих тел”, “Природа движений”… Йин уехал перед рассветом верхом на неторопливо трусящем сером ослике. “Встретимся в Келинге”, — только это он и сказал Ганилю, отправляясь в путь.

Никого из Догадчиков во внешнем дворе Коллегии Ганиль не увидел. Только рабы, слуги, нищие, учащиеся, сбежавшие с уроков, да женщины с хнычущими детьми стояли с ним вместе в сером свете полудня. Только чернь и бездельники пришли смотреть, как будет умирать еретик. Какой-то священнослужитель приказал Ганилю выйти вперед. Ганиль стоял один в своем плаще Мастера и чувствовал устремленные на него любопытные взгляды.

На другой стороне площади он увидел в толпе девушку в лиловом платье. Лани это или другая? Похожа на Лани. Зачем она пришла? Знает ли она, что ненавидит, а что любит? Страшна любовь, которая стремится лишь к обладанию! Да, она любит его, но сейчас их разделяет не площадь, а невежество, изгнание, смерть. Она не понимает этого и никогда не захочет понять.

Миида вывели перед самым полуднем. Ганиль увидел его лицо, оно было сейчас белым-белым, а еще эти голубые глаза, светлые волосы… Медлить особенно не стали: священнослужитель в золотом облачении скрестил над головой руки, призывая в свидетели невидимое за пеленой облаков Солнце, которое должно было находиться сейчас в зените, и в миг, когда он их опускал, к поленьям костра поднесли горящие факелы. Заклубился дым, такой же серо-желтый, как облака. Ганиль стоял, крепко прижимая рукой на перевязи свиток, и молил про себя: “Только бы он сразу задохнулся от дыма…” Но дрова были сухие и вспыхнули сразу. Ганиль чувствовал жар костра на своем лице, на виске, где огонь уже поставил свою печать. Рядом какой-то молодой священнослужитель попятился от жара, но толпа, которая смотрела, вздыхала, напирая сзади, отодвинуться ему не дала, и теперь он покачивался и судорожно дышал. За дымом уже не видно было языков пламени и человеческой фигуры, вокруг которой оно плясало. Зато стал слышен голос Миида, не тихий, как обычно, а громкий, очень громкий. Ганиль слышал его, но одновременно он слышал и тихий, уверенный, обращенный только к нему голос: “Что такое Солнце? Почему оно проходит по небу?.. Видишь, зачем нужны мне твои числа?.. Вместо XII напиши 12… Это тоже знак, он обозначает Ничто”.

Вопли оборвались, но тихий голос не смолк.

Ганиль поднял голову. Люди расходились; молодой священнослужитель, стоявший возле него, опустился на колени и молился, рыдая. Ганиль посмотрел на тяжелое небо над головой, повернулся и отправился в путь, сперва по улицам города, а потом, через городские ворота, на север — в изгнание и домой.

С отличием (лат).

Начальные слова закона о неприкосновенности личности, принятого английским парламентом в 1679 году (лат.).

Предлагаемый вниманию читателя рассказ написан в 1956 году, когда еще не были уточнены периоды вращения Меркурия вокруг своей оси и его обращения вокруг Солнца, позже стало известно, что каждая часть поверхности планеты в тот или иной момент времени освещается Солнцем. (Прим. пер.)

Soupstone — похлебка из камней. (Прим. пер.)

Пожалуйста, это не здесь (исп.).

Как тебя зовут, парень? (исп.)

Хулио Гомес, сеньор. А что, скажите, пожалуйста? Что случилось? (исп.)