У Ньюхена на голове красовалась мягкая фетровая версия шляпапульты, которая лучше подходила к его пальто полувоенного покроя. Он проворчал что-то, но не поднял взгляда. Перкинс был его напарником — не только по беллетриции, но и по сериалу о Перкинсе и Ньюхене. Если Перкинс пострадал, то будущее моего адвоката представало в самом мрачном свете. Конечно, можно обучить на замену Перкинсу генерата, но все равно это будет уже не то.
— Отлично, — сказала Хэвишем, поправляя на голове жесткую мужскую шляпу. — Пошли. Держись поближе ко мне, Нонетот. Если по пути разделимся, то встречаемся у врат, и без Брэдшоу никто в замок не входит. Ясно?
Все закивали. Хэвишем пробормотала себе под нос кодовое слово и отрывок из «Меча зеновийцев».
Очень скоро Норленд-парк пропал из виду, и нас встретило яркое солнце Зеновии. Под ногами пружинила трава, стада единорогов мирно паслись у реки. В лазурных небесах кружили граммазиты, паря в восходящих тепловых потоках, поднимающихся от нагретых солнцем пастбищ.
— Все тут? — спросила Хэвишем.
Мы с Брэдшоу и Ньюхеном кивнули. Молча пересекли реку, подошли к старым вратам и миновали подъемный мост. Из-за угла покинутой кордегардии выскочила какая-то тень, но прежде чем Брэдшоу успел выстрелить, Хэвишем крикнула: «Стой!» — и он остановился. Тень оказалась йеху, но на сей раз он не собирался кидаться дерьмом, а в ужасе улепетывал со всех ног.
Брэдшоу и Хэвишем нервно переглянулись, и мы подошли ближе к тому месту, где работали Перкинс и Матиас. Дверь была выломана, а на месте петель чернели выжженные пятна.
— Гляньте! — сказал Брэдшоу, указывая туда, где прежде находились петли. — Перкинс тут нигде вируса не хранил?
Я не сразу поняла, почему Брэдшоу спрашивает об этом, но в конце концов сообразила, в чем дело. Командор имел в виду очепяточный вирус. Где были петли — там пекли . Вирус оказался куда сильнее, чем я думала. И сбои в произношении были лишь началом.
— Да, — ответила я. — В маленькой колбе, хорошо защищенной словарями.
Повисла странная зловещая пауза. Опасность была реальной и очевидной, и даже закаленным асам вроде Брэдшоу и Хэвишем следовало дважды подумать, прежде чем входить в лабораторию.
— Что скажете? — спросил Брэдшоу.
— Вирус плюс Минотавр, — вздохнула Хэвишем. — Нас четверых не хватит.
— Я вхожу, — сказал Ньюхен, доставая из Путеводителя респиратор.
Маска была резиновой и походила на наши, с Той Стороны, только в качестве фильтра стоял словарь. Но не просто словарь, а Уэбстеровский, скрепленный корка к корке с Оксфордским.
— Не забудь кабель, — сказала Хэвишем, втыкая кусок провода в нагрудный карман его пальто.
— Мне понадобится винтовка, — сказал Ньюхен.
— Не дам, — ответил Брэдшоу. — Я за нее расписку давал, потому из рук не выпущу.
— Не время цепляться за правила, Брэдшоу, там мой напарник!
— Вот именно сейчас нам как раз и надо придерживаться правил, Ньюхен.
Они уставились друг на друга.
— Тогда я один пойду, — решительно заявил Ньюхен, натянул респиратор и снял пистолет с предохранителя.
Хэвишем схватила его за локоть и стала рыться в своем Путеводителе в поисках респиратора.
— Или вместе, или никак, Ньюхен.
Я отыскала нужную страницу с респиратором, вытащила маску из паза и надела под шляпапульту. Мисс Хэвишем прикрепила кабель и к моей куртке.
— Кабель — лучший тест на очепяточный вирус, — пояснила она. — При малейшем контакте с вирусом он сразу же начинает превращаться в кобеля . Надо выскочить прежде, чем он залает. У нас есть поговорка: «Услышал лай — деру давай».
Она потрогала бирку на шляпапульте.
— Поняла?
Я кивнула.
— Хорошо. Брэдшоу, идите первым!
Мы осторожно вошли в дверь с ее заочепятанными петлями и попали в лабораторию. Там все было перевернуто вверх дном. Опечатки для потустороннего читателя — мелкий раздражающий фактор, но внутри книги они — страшное зло. Опечатка — следствие искажения восприятия, а не причина: как только внутренний смысл слова начинает искажаться, так сразу возникает и опечатка. Возвратить слово к исходному написанию через ГТУ удается только в том случае, если вирус не сильно укоренился. Но обычно это бесполезно — все равно что застилать постели в горящем доме.
Лаборатория серьезно пострадала. Шкафы у дальней стены поросли изнутри толстыми ломами , мы пошли пока вру и увидели, что внушительный стол в центре комнаты превратился в огромный стул , колбы и бюретки стали кобрами и беретками и, что хуже всего, конь Матиас превратился в ком . Мисс Хэвишем посмотрела на меня и показала на свой кусок кабеля. Он уже начал менять цвет — я заметила пятнышки рыжего, белого и черного.
Читать дальше