Евгения Грановская - Последняя загадка парфюмера

Утро выдалось солнечным. От ливня, бушевавшего ночью, не осталось и следа. Выспаться Глебу так и не удалось, и сейчас, ставя кофеварку на плиту, он пребывал в довольно мрачном расположении духа.

Терпкий аромат мокко немного приободрил Корсака, а с первым глотком из тела ушла вялость, да и в голове у вольного стрелка прояснилось настолько, что он вновь обрел способность соображать.

Потягивая кофе, Корсак включил телевизор и стал смотреть на беззвучно шевелящиеся губы телеведущего. Комично подергивающийся рот, не издававший не звука, выражал самую суть телевидения – картинка, не имеющая ни особого значения, ни особого смысла. Визуальная жвачка для разума, давно отвыкшего от настоящих усилий и не способного ни на что, кроме ежедневного переливания из пустого в порожнее.

Начался блок криминальных новостей, и Глеб, следуя профессиональному инстинкту, собрался прибавить звук. Но едва он взялся за пульт, как в дверь позвонили. Глеб удивленно посмотрел на часы: девять тридцать. Какому кретину взбрело в голову ходить по гостям в такую рань? Он нехотя поднялся с дивана и пошел открывать дверь.

На пороге стояли двое. Первый был невысок и коренаст, с лысоватой головой и лицом, похожим на старый потертый циферблат. «Стрелками» служили длинные седые усы, уныло опущенные на полшестого. Гость был одет в серое невзрачное пальто, и лицо имел такое же невзрачное. Глебу он был, к сожалению, знаком. Его напарник был молод, подтянут и серьезен. Благодаря очкам в изящной металлической оправе и блеску в глазах он был похож на старшекурсника престижного столичного вуза.

Усатый посмотрел на Корсака грустными бульдожьими глазами и сказал:

– Пустишь или так и будем топтаться?

– Входите, – сказал Глеб и посторонился, давая мужчинам войти.

Молодой тут же завертел головой, знакомясь с обстановкой, а усатый пристально посмотрел на Глеба, пригладил ногтем большого пальца правый ус и спросил:

– Знаешь, зачем мы пришли?

– Нет, – ответил Глеб.

– Что, даже предположений нет?

– Захотели выпить по чашечке кофе, а денег, чтобы пойти в кофейню, не хватило?

– В точку, – сказал усатый.

Глеб усмехнулся:

– Топайте в комнату и располагайтесь поудобнее. Я сейчас.

– Мы сюда не кофе пить пришли, – строго произнес молодой.

– Ничего не поделаешь, придется выпить, – сказал Корсак. – Я не привык отпускать гостей без угощения.

Мужчины прошли в комнату, а Глеб отправился на кухню. Ставя кофеварку на плиту, он слышал, как гости о чем-то тихо переговариваются, но не смог уловить ни слова. Как только Корсак внес в комнату поднос с тремя чашками кофе, мужчины замолчали.

Молодой оперативник снова завертел головой, с любопытством, а иногда и с удивлением разглядывая висевшие на стенах фотографии и постеры. Усатый, напротив, сидел в кресле с видом человека, которого ничем нельзя удивить. Набрякшие веки, толстые щеки, тщательно зачесанная лысина, круглые, красноватые глаза – все в его внешности говорило о несладкой жизни, которую приходится вести старшему оперуполномоченному уголовного розыска.

– Как кофе? – поинтересовался Глеб.

– Нормальный, – ответил усатый, прихлебывая из своей чашки.

Молодой не проронил ни слова и к кофе не притронулся. Пожилой вытер платком густые усы и приступил к разговору.

– Давно ты виделся с Фаворским? – спросил он Глеба.

– А что?

– Отвечай на вопрос: давно или нет?

Корсак секунду поразмыслил и ответил:

– Недавно.

– Когда именно?

– Вчера вечером. Я заходил к нему в ресторан.

– Зачем?

– Странный вопрос, майор Шатров. Зачем вообще ходят в ресторан? Выпить и закусить.

Молодой оперативник посмотрел на напарника, затем перевел взгляд на Корсака, поправил пальцем очки и сказал:

– Свидетели утверждают, что вы довольно долго беседовали. Это так?

– Я бы не назвал это беседой, – сказал Глеб. – Просто перекинулись парой слов.

– О чем?

– О том да о сем. «Как дела», и все такое.

– И как? – спросил усатый.

– Что «как»?

– Как твои дела?

– Нормально, – сказал Глеб.

Усатый, не сводя пристального взгляда с Глеба, медленно покачал головой:

– Нет, Корсак. Дела твои хреновые. Сразу после твоего ухода Фаворский поехал домой, а дома взял да и помер. Вот и выходит, что ты последний, с кем он разговаривал.

Чашка замерла у губ журналиста. Некоторое время он тупо смотрел на усатого, потом отвел взгляд, сделал маленький глоток, почмокал губами, снова рассеянно посмотрел на усатого и только после этого сказал: