Мыр, задумчиво поглаживая живот, проговорил:
— Ну, заключим мир, а кого есть будем? — повернувшись к Пыру, вождь спросил: — Ты ведь якшался со смутьянами… Кого они едят? Это, конечно, неправда, что они ходят через пустыню и ловят там каких-то четвероногих тварей…
— Это правда, повелитель… — трагическим тоном проговорил Пыр.
И Мыр почему-то сразу поверил ему. Испуганно схватившись за живот, он, побелев лицом, прошептал:
— Тогда, мясо их ядовито?!
Он суетливо ощупывал руками живот, и ему уже начало казаться, что там нарастает какая-то тяжесть.
— Не бойся, повелитель, — грустно сказал Пыр, — их мясо не ядовито, я сам пробовал…
Мыр облегченно вздохнул, хмуро пробурчал:
— Чего ты только не пробовал…
— Да, повелитель. Я ел все, что шевелится, и пил все, что течет…
— Может, ты знаешь и великую тайну жадров? — с подозрением глядя на Пыра, спросил Мыр.
— Подумаешь — тайна… — презрительно оттопырил губу нахальный сопляк. — Я бы тебе открыл ее… Только, что я за это буду иметь?
От такой наглости Мыр потерял дар речи, но тут прибежал посыльный и доложил, что хижина готова.
Хижину строили слуги четырех вождей, и потому, видимо, она оказалась несколько странной. В нее вели четыре отдельных входа, и против каждого входа, на строго отмеренном расстоянии от него, стоял походный трон вождя. Так что, троны оказались расположенными друг к другу спинками.
Войдя первым, Мыр величественно воссел на свой трон и замер. Пыр никак не мог усесться, и все ерзал и ерзал. Больно выгнув шею, Мыр посмотрел на него, и тут понял, что Пыр тоже пытается принять величественную позу, но у него плохо получалось — слишком просторен был еще для него трон.
Вбежал Быр. Суетливо поюлив у трона Мыра, не обратившего на него никакого внимания, подбежал к Пыру, перекинулся с ним ничего не значащими фразами, подбежал к своему трону, сел на него и принял задумчивую позу. Последней вошла Дема. Поигрывая модным, изящной работы, томагавком, покачивая могучими бедрами, она прошла к своему трону.
Чуть не вывихивая шею, Мыр смотрел на ее бедра, плотоядно облизываясь. Но тут в его поле зрения попала рукоять томагавка Демы. Оказывается, она была сделана не из баклажанового дерева, а из гигантской берцовой кости. "Какому же великому человеку могла принадлежать эта кость?.. — трепеща от уважения, подумал Мыр. — Вот в чем секрет мощных ударов Демы…"
Дема непринужденно закинула ногу на ногу, развернувшись на троне так, что могла видеть Мыра, оглядела его томным взором, сказала:
— Что ж, вожди, вы пожелали заключить мир — я не против… — и скучающе зевнула. После чего затянула звучным голосом:
— Решеньем единым народов свободных…
— вожди разом вскочили и грянули слаженным хором:
Вожди разногласий отбросили груз!
Да здравствует способ, которым народы
Навеки скрепили свой мирный союз!
Славься Мурзилия наша свободная
Дружбы народов надежный оплот!
Факт единения — воля народная,
Нас до бескормицы не доведет.
На столь представительном собрании по традиции требовалось изъясняться только высоким штилем, поэтому Мыр, как самый старший по званию после Демы, разумеется, поднялся и запел, игриво, как бы подшучивая над идеей всеобщего мира:
В безоблачной Мырзилии
Мырзилии моей
Такое изобилие
Упитанных людей!
И каждый полон гордости,
Что он уже дорос,
Когда его под соусом возложат на поднос!
Нельзя в таком вопросе ни медлить, ни спешить,
Но к ужину нам надо с питанием решить…
— чтобы не осталось недомолвок, Мыр добавил грубым языком, задумчиво почесывая свой могучий живот:
— Мы можем заключить мир лишь в том случае, если решим проблему питания. Кого мы будем есть?..
Быр встрепенулся на троне, крутанулся в одну сторону, в другую, проговорил грубо:
— Эка проблема… Кормятся ведь жадры, никого не убивая. Основная масса жадров делает нам ножи и томагавки. В виде платы они срезают у клиентов ломтики мяса с филейных частей. Они достигли в этом такого мастерства, что клиенты не испытывают никакого неудобства… — спохватившись, Быр вскочил с трона и запел дребезжащим голосом, немилосердно фальшивя:
Так давайте устроим большой хоровод!
Пусть все члены племен сразу встанут в него!
Пусть повсюду звучат только радость и смех,
Пусть без слов станет способ приемлем для всех,
— отдуваясь, он сел на трон, и принял задумчивый вид.
Читать дальше