Дэн Симмонс - Флэшбэк

Ник продолжал кричать, но Сато, не обращая на это внимания, повел «хонду» по бульвару Спир под холодным дождем, что усиливался с каждой минутой. Улицы были почти пусты. Даже тысячи бездомных, обитатели тротуаров и велосипедных дорожек, шедших вдоль осевшего берега Черри-Крик, прятались в своих лачугах и коробках под уличными эстакадами. Судя по слабому свету на востоке, приближалось утро. Сколько же времени он был под флэшбэком? Кусочек пятничного дня с Дарой в Год ясного видения и часть вечера. Значит, не больше восьми часов. Черт.

Ник замолчал, когда Сато свернул на запад и поехал по Колфакс-авеню.

Япошка не мог… он не может быть… он не сможет…

Япошка делал то, что ему нужно: пересек I-25, потом свернул на юг, на Федерал-бульвар, потом на восток, на Западную 23-ю авеню, потом опять на юг, на Брайант — узкую забаррикадированную улицу, идущую вдоль кромки крутого обрыва над I-25. По обеим сторонам и наверху висели знаки: ВЪЕЗД КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН.

— Нет! — закричал Ник.

Но Сато по-прежнему не обращал на него внимания. Он остановился ровно настолько, сколько требовалось для показа своего удостоверения автоматической станции, а потом поехал по торообразному туннелю-сканеру. Ник чувствовал, как на его тело воздействуют элементарные частицы — уже второй раз за двадцать четыре часа, — и подумал, не повредит ли здоровью такая доза облучения.

Далеко внизу и слева исчезла из виду I-25. Чтобы не допустить повреждений от обычной взрывчатки, обычный трафик направлялся в обход I-25 в обе стороны, по разбитым улицам района, примыкавшего к железнодорожному депо. Для ВИП-машин имелось по одной полосе в каждом направлении: они проходили внутри взрывостойких труб, в двух сотнях футов над поверхностью.

Ник чуть не рассмеялся над своими опасениями при виде черного сооружения, которое заполнило весь вид спереди. На следующем пропускном пункте из асфальта торчали наклоненные в сторону выезда шипы: проехав внутрь, назад вернуться ты уже не мог.

— Нет, — тупо повторил Ник.

— Да, — сказал Сато, но машину остановил.

Громадное сооружение впереди, затмевавшее затянутый тучами рассвет, когда-то называлось «Инвеско филд эт Майл-хай».

Этот «новый» стадион, открытый в 2001 году, заменил прежний стадион «Майл-хай», где с 1948-го проходили матчи по американскому и европейскому футболу и бейсболу. Глядя на неровную верхнюю кромку стадиона, менеджеры «Инвеско» — давно ушедшей в небытие компании, в 2001-м заполучившей право дать стадиону свое имя, — насмешливо называли его «Диафрагмой». Он служил команде «Денверские мустанги», тоже ушедшей в небытие. Стадион был рассчитан на 76 тысяч зрителей и примерно на 50 тысяч обкуренных крикунов — завсегдатаев рок-концертов, которые тоже устраивались здесь. 28 августа 2008 года «Инвеско филд эт Майл-хай» — идиотское название, которое даже тогда не использовал никто, кроме дикторов стадиона, и то по строжайшему распоряжению начальства, — достиг пика славы. В тот день на трибунах собрались более 84 тысяч человек (и еще миллиард наблюдал за событием по телевидению высокой четкости, тогдашней новинке) — послушать кандидата в президенты Барака Обаму, который произносил свою первую речь в качестве официального кандидата. Это стало последним действием спектакля под названием «Съезд демократической партии 2008 года», поставленного неподалеку, в так называемом «Пепси-центре».

Теперь «Инвеско», «Пепси», «Мустанги», Национальная футбольная лига, спортивные матчи и эйфория, связанная с демократами, — все ушло в небытие, как и человек, избранный под многоголосое скандирование «Надежда и перемены» в ту ночь, более двадцати восьми лет назад.

Люди, которые в те наивные дни посещали футбольные матчи или присутствовали при медийной вакханалии вокруг речи кандидата, согласившегося баллотироваться в президенты, сегодня не узнали бы стадиона. Комплекс — ныне Центр временного содержания ДВБ — выглядел так, будто его окунули в сто тысяч галлонов вязкого моторного масла. Ник знал, что эта черная металлизированная ткань, натянутая над открытым изначально стадионом, даже в самые солнечные дни превращает пространство общей площадью в 1,7 миллиона квадратных футов (комнаты, коридоры, пандусы, лестницы, трибуны на 76 тысяч мест, ложи и ВИП-ложи) в сумеречный котлован. С севера в Центр вела темная кишка с бетонным порталом и стальными воротами; в ней могли разъехаться два грузовика.

Этим пасмурным утром сооружение высотой в сто пятьдесят футов было погружено в полную темноту.