Хатчинс Дж. К. - Седьмой сын

Генерал Хилл поднялся из-за стола и грозно указал пальцем на доктора Майка.

— Сядьте на место!

— Пошел ты в задницу!

Хилл сжал кулаки и направился к нему. Внезапно навстречу генералу шагнул морской пехотинец. Майкл согнул мускулистые руки и вытянул вперед открытые ладони. В комиксах такая поза обычно означала: «Мы пришли к вам с миром». Хилл остановился и, взглянув в глаза мужчины, хрипло проревел:

— Что вам нужно, солдат?

— Сэр, я хочу понять, что происходит, — отчеканил Майкл.

В его тихом голосе сквозило отчаяние.

— Я хочу знать, что здесь, черт возьми, творится.

Хилл яростно выдохнул воздух через широкие ноздри и посмотрел на пожилого ученого.

— Скажите им, Кляйнман.

Старик снял очки и бросил их на стол.

— Вас собрали здесь по очень веской причине! Мы должны остановить его! Человека, клонами которого вы все являетесь. Я имею в виду Джона Альфу Смита.

Созвездия. Прошли годы с тех пор, как Джон видел их так ясно. Смог и огни Майами затмевали все, кроме самых ярких звезд, — даже если вы были на пляже. Только Ориону хватало храбрости прорываться через ночную мглу Южной Флориды. И лишь Венера находила в себе силы мерцать у кромки горизонта. Чтобы смотреть на созвездия, вам нужно было удалиться от огней большого города. Джон понял, что секретная база находилась где-то в сельской глубинке.

Он затянулся «Кэмел-лайт». Когда три часа назад они покинули конференц-зал, старик Кляйнман дал ему пачку сигарет. Остальные «близнецы» не возражали против его курения. Джон выдохнул струю дыма, наблюдая, как сине-серые колечки закрутились в воздухе, поднимаясь к потолку этой странной круглой комнаты, чтобы там, вверху, рассеяться на фоне куполообразной остекленной крыши. Казалось, что он сидел на дне зерновой башни. Его окружали стены с восемью дверьми. Одна из них вела в коридор. Другие — в семь маленьких спален. В жилые апартаменты.

Его удивляло, что большая часть бета-клонов не выходила оттуда в круглое помещение, которое Кляйнман называл «общей комнатой». Как они могли спать за этими дверьми, за окнами с внешней зеркальной поверхностью, в крохотных спальнях размером с пенал? Как им удавалось игнорировать облако вопросов? Да, Джон чувствовал усталость, но спать ему не хотелось. И сможет ли он вообще теперь уснуть? Особенно после того, как он увидел шесть пар собственных глаз и услышал, что его детские воспоминания были компьютерным файлом, переписанным с компьютерного диска? После того, как он узнал, что его вырастили в пробирке? Тут у любого возникли бы проблемы со сном, даже если бы он и не во все поверил.

Впрочем, Джон не желал пока проверять свои предположения. И, судя по всему, Майкл и Джек разделяли его настроение. Несмотря на поздний час, они пили кофе и, сидя на кушетке в центре комнаты, делили друг с другом тревожное молчание. На их лицах застыли натянутые улыбки. Наверное, со стороны они выглядели как давно потерявшие друг друга и вновь встретившиеся родственники. Начиналось раннее воскресное утро. С момента их похищения — или, в случае морпеха, с момента переброски его на новое место службы — прошло чуть меньше суток. Джон теперь знал кое-что о жизни своих «близнецов». Хотя, если Кляйнман говорил им правду, ему полагалось знать о них все — по крайней мере, детство до четырнадцати лет…

Поначалу беседа не клеилась и шла рывками. Они, по умолчанию, старались не говорить о клонировании. Однако Джон чувствовал, что всем им подсознательно хотелось поделиться сведениями. Он даже сравнил это с тем, как курильщики делятся между собой затяжками последней сигареты: отверженные обществом, отправленные дымить куда-то на улицу, они собираются в группы вдали от офисных дверей, где проходящие мимо клиенты могли бы подать на них жалобу. Когда замечаешь собрата-курильщика, пусть даже незнакомого, голос сердца требует завести с ним беседу. Ведь, помимо прочего, вы с этим человеком уже имеете как минимум одну общую страсть.

Джон, Джек и Майкл действительно имели нечто общее. Когда лед смущения треснул, они заговорили о своих делах, профессиях и тех, кого любили. Майкл служил командиром роты в корпусе морской пехоты. У него был домик в Колорадо. Он не имел семьи, но кое с кем встречался. Когда остальные поднажали, Майкл открыл им имя возлюбленного: Габриэль.

— Если уж вы спрашиваете, то я так скажу, — с улыбкой добавил он. — Габ прекрасный друг. Мне очень хочется съездить домой, чтобы повидаться с ним. Наверное, он сейчас тревожится обо мне.