Любовь Федорова: Тыква

В сопровождении факельщиков они переправились в двух лодках с Рабежа на Чаячий. Для этого от Рыбных Пристаней пришлось спускаться вниз по течению. Чаячий в жизни Столицы занимал столь незначительное место, что у него не имелось даже собственного перевоза, не говоря уже о плавучей переправе или настоящем мосте.

Лодки причалили к обветшавшим мосткам, заменяющим пристань. К ночи стало подмораживать. Туман и облака пара от Публичных бань плыли по воде канала к морю. На небо выкатилась луна, похожая на надкушенную лепешку, света от нее прибыло, и видно стало немного дальше собственного носа.

Немощеная улица, от пристани ведущая к самой вершине горбатого островка, на морозце из глиняной скользкой лавы быстро превращалась в череду комковатых кочек. Кое-где меж кочками поблескивала вода, а кое-где уже хрустел ледок. По одной стороне этой улицы, отделенные от нее вонючей сливной канавой, стояли некрашеные двухэтажные бараки; по другую — бывшие купеческие склады, ныне выставленные на продажу с торгов, но никем пока не приобретенные. Храмик, сложенный из таких же потемневших от времени бревен, как и все остальное на Чаячьем, находился на самом темени острова. Довольно большая территория вокруг него была огорожена колючником. Внутри, из-под непротаявшего грязного снега, кое-где выглядывали старинные надгробные камни, то ли уже полегшие от времени, то ли изначально установленные вкривь и вкось. За храмиком находился мертвого вида пустырь, за пустырем — рыбачий квартал и лабиринт лодочных сараев, принадлежащих соседнему Рабежскому перевозу.

Чаячий остров не был местом особенно людным. Здесь селились рабочие с канатной и парусной фабрик, разместившихся по другому боку островка, а так же несколько семей рыбаков и перевозчиков.

Чем ближе подходили к обворованному храму, тем больше поджимал тонкие губы инспектор Нонор. Мем хорошо понимал, почему: само по себе дело не стоило скорлупы от муравьиного яйца, а возни с ним могло возникнуть непредвиденное множество. Поздно эргр Датар спохватился. Где теперь искать его потерянные кружки?

Прибыли на место. Из сторожки где-то сбоку у храма выскочил хромой парень в драном кафтане; из-под верхнего платья у него глядел подол другого, поддетого для тепла.

— Это Ошка, наш сторож, — издали узнал его эргр Датар.

— Вы же не видите в темноте, — мигом прицепился Нонор.

— Я слышу, как ключи звенят. У него мои ключи.

Звенел ключами Ошка неспроста. Заметив приближающуюся процессию с факелами, он засуетился и кинулся к дверям храма — отпирать.

— Ничего не трогай! — опережая Нонора, закричал через весь храмовый двор один из солдат, видно, хорошо знакомый с порядком работы сыскной команды.

— Да пусть уже, — сквозь зубы процедил Нонор. — Все равно по десять раз и открыли, и заперли, и все вокруг перетоптали. Еще и полы подмели, я думаю, чтоб нам совсем было не разобрать, что тут происходило.

— Я очень сожалею, господин инспектор, — отвечал эргр Датар скромно, но с достоинством, — однако беспорядка в храме нельзя допустить даже в интересах следствия. Простите, если это затруднит вам исполнение вашего долга, но и я свой долг исполняю так, как это предписано свыше, а не как того требует временная человеческая суета.

За такими разговорами они подошли к тяжелым дверям. Ошка внутри храма уже зажег двусветную лампу и кланялся теперь входящим.

— Все, что я могу вам обещать, эргр Датар, — проговорил инспектор Нонор, — это найти ваши кружки, если они не покинули еще Чаячий остров. Если их положили в лодку и отправили через канал всего лишь на тот берег — помочь в вашем несчастье вам сможет только необыкновенный случай. Вы ведь и сами понимаете, что вы опоздали и этим виноваты, верно? Вы непременно хотите, чтобы я их искал?

— Да, мне это нужно. Я буду молиться за вас и за успех поиска, — очень серьезно сказал эргр Датар.

Нонор пожал плечами, и все начали работу по заведенному порядку. А Мему Нонор велел не трогаться с места.

Мем столбом стоял в самом центре помещения, и производившие осмотр лица кругами ходили возле него. В храме было полутемно и холодно. Каких улик можно наскрести в подобных условиях, да еще после дневной уборки, уничтожившей следы злодеяния, Мем не знал. Его задачей было вынимать определенный инструмент из чемоданчика и подавать его Нонору, а потом аккуратно укладывать все вынутое и изъятые образцы на свои места, что Мем методично исполнял, время от времени специально извлекая не то, о чем его просили. Мысли его, помимо тыквы, были заняты дальними странами. Он думал о разнице северного единобожия и таргского. Уж ясное дело, на Белом Севере ни тыкв с окошек не воруют, ни кружек из храмов, да и сами храмы там должны быть не в пример пригляднее, а монахи солиднее…