Нил Гейман - Череп Шерлока Холмса

Я сунул руку в карман и вытащил пригоршню монет — медных и серебряных, почерневших и позеленевших.

Я всматривался в изображение нашей королевы на них и испытывал, с одной стороны, гордость патриота, а с другой — сильнейший ужас. Я уже говорил вам, что когда-то я был военным и страх был мне неведом. Я даже мог припомнить время, когда это было истинной правдой. На мгновение я припомнил то время, когда я был отличным стрелком, пожалуй, даже лучшим в полку, но моя правая рука обвисла, как парализованная, монеты звякнули, и в душе моей осталась только горечь.

Консорт Ее Величества Королевы, Принц Альберт, был крепким мужчиной с пышными завивающимися кверху усами и высокими залысинами. Несомненно, он был человеком. Он встретил нас в коридоре и кивнул мне и моему другу, не спрашивая наших имен и не протягивая руки.

— Королева сильно расстроена, — сказал он. Он говорил с акцентом, произнося «ж» вместо «с»: жильно, ражжтроена. — Франц был одним из ее любимцев. У нее столько племянников. Но он так ее веселил. Вы найдете тех, кто сделал с ним это.

— Я сделаю все, что от меня зависит, — сказал мой друг.

— Я читал ваши труды, — заметил Принц Альберт. — Это я посоветовал им обратиться к вам. Надеюсь, я не ошибся.

— И я на это уповаю, — сказал мой друг.

Затем огромные двери распахнулись, и нас ввели в темноту покоев Королевы.

Ее называли Виктория, потому что она одолела нас в битве семь сотен лет тому назад, ее именовали Глориана, ибо ее слава облетела мир, и ее звали Королева, поскольку человеческая гортань не способна воспроизвести звуки ее истинного имени. Она была огромна, невообразимо огромна. Она неподвижно восседала в тенях и смотрела вниз, на нас.

— Его жжжмерть нужжжно ражжжледовать, — принеслись из тени слова.

— Воистину, миледи, — сказал мой друг.

Одна из ее конечностей изогнулась и указала на меня.

— Поджжойди…

Я хотел подойти, но мои ноги отказывались слушаться.

Тогда на помощь пришел мой друг. Он взял меня под локоть и подвел к Ее Величеству.

— Не бойжжжжся. Дожжтойный. Будежжжшь ему товарижжжщем.

Вот что она сказала мне. Ее голос напоминал высокое контральто с жужжащим призвуком. Затем ее «рука» развернулась, вытянулась вперед и коснулась моего плеча. На мгновение (но лишь на мгновение) я испытал столь глубокую и сильную боль, какой не знал никогда, но она сменилась всеохватным чувством счастья и радости. Я почувствовал, как мускулы в моем плече расслабились, и — впервые со времени моего ранения в Афганистане — я больше не чувствовал боли.

Потом мой друг вышел вперед. Виктория говорила с ним, но я не слышал ее слов; и подумал, что они, наверное, как-то отправляются напрямую из ее сознания в его, если это был тот самый Совет Королевы, о котором я читал в исторических хрониках.

Он отвечал вслух.

— Разумеется, миледи. Я могу с уверенностью заключить, что той ночью в Шордитче с вашим племянником были еще два человека. Хотя следы неясны, но спутать их ни с чем нельзя. — На некоторое время он замолк. — Да. Я понимаю… Я полагаю, да… Да.

Он молчал, когда мы покидали Дворец, и ничего мне не сказал, пока мы ехали назад на Бейкер-стрит.

Уже стемнело. Я подивился тому, сколько времени мы провели во Дворце.

Пальцы темного тумана протянулись вдоль дороги к небу.

Вернувшись в свою спальню на Бейкер-стрит, я взглянул в зеркало и увидел, что мертвенно-белая кожа на моем плече порозовела. Я отчаянно надеялся, что мне не показалось, что это не была просто игра лунного света, лившегося через окно.